Дитя среди чужих

— Генри? Мы все исправим, парень. Мне кажется, еще не все потеряно. Слушай, у меня к тебе просьба. — Грег проходит вглубь комнаты, одной рукой нащупывая край дверной рамы, другой поднимая пистолет и направляя его на теперь уже пустое место, которое недавно занимал Генри. — Может, ты поговоришь со своей подружкой, ну, той сучкой, которая спалила мне лицо? — мягко говорит мужчина, указывая кончиком пистолета на свой слегка перекошенный нос, на лицо, о котором идет речь. — Попроси ее, очень вежливо, прямо-таки умоляя, не будет ли она так любезна вернуть мне мои хреновы глаза?!

И как человек с идеальным зрением, Грег ухмыляется и отводит руку влево, направляя пистолет прямо на Генри, чьи ноги словно приклеились к старым шатким половицам.

— Хотя знаешь что, маленький засранец? Не парься.

Грег стреляет два раза подряд, и Генри кричит от ужаса и боли.

11

Лиам уже на полпути к лестнице, пятится задом наверх, яростно пиная трех собак на ступеньках за ним. По его подсчетам — а их уж точно нельзя назвать точными, учитывая, с какой скоростью он стрелял, — остался один патрон.

— Джим! — кричит он, пока огромный мужчина ловит и швыряет собак через комнату в стену в десяти футах или жестоко и безжалостно пинает тех, кто пытается укусить его за ноги и лодыжки. В дверь за спиной Джима все еще колотят, и Лиам представляет себе груду мертвых собак снаружи, убитых собственным безумным желанием попасть внутрь, которых сменяют новые, живые — такая непрерывная атака. Засов дребезжит, а дерево скрипит от когтей. Лиам уверен, что собаки прорвутся — не если, а когда. В итоге наступит последняя волна, и это будет конец.

— Джим! Наверх! — кричит он, и Джим поднимает голову, похоже, наконец осознав, в какой опасности находится — время на исходе, а собаки не замедляются. На одной из рук Джима ужасный порез; с бицепса свисает лоскут кожи. Пальцы истекают кровью, влажной и красной, как сырая колбаса. Рубашка перепачкана.

Собаки выглядят немногим лучше.

Лиам прикидывает, что по меньшей мере дюжина лежит на полу зала, мертвые или умирающие, еще четверо или пятеро тянут и дерутся за остатки мяса, оставшиеся на трупе Дженни, а снаружи еще больше пытаются пробраться внутрь.

Если им удастся добраться до комнаты Генри — единственной на втором этаже с дверью, — то они смогут забаррикадировать ее и переждать, пока эти чертовы твари не выйдут наружу. Затем, возможно, они выберутся на крышу через окно, найдут способ спуститься на землю и сбегут.

Но внизу у них нет шансов. Тут буквально началась скотобойня.

Из комнаты Генри раздаются два выстрела.

«О нет», — думает Лиам, и каждый нерв в его теле кричит ему повернуться, бежать, выяснить, что случилось. Но собаки у его ног набросились бы на него со скоростью молнии. У него не получится.

Затем с ревом гладиатора, который мог бы заполнить Колизей и напугать любого противника, Джим бежит к лестнице.

Две собаки у Лиама поворачиваются на звук, и Лиам даже слышит, как одна из них скулит, как щенок, которого отругали за то, что он нагадил на ковер.

Джим большими прыжками преодолевает ступеньки, отбрасывая в сторону всех мешающихся собак со скрежещущими зубами и сверкающими глазами. Он проносится мимо Лиама, который последний раз сильно бьет ногой в челюсть одичавшей дворняжки, возможно, когда-то она даже жила у кого-то дома, но теперь ее выгнали в дикую природу почти с нулевыми шансами на выживание.

Несмотря на страх преследования, Лиам воздерживается от выстрела последней пулей в голову свирепо ухмыляющегося животного, чувствуя тошноту и стыд от того, что ему приходится убивать так много существ — несмотря на их злобу, желание разорвать ему глотку и выпить его кровь. Вместо этого он старается как можно лучше спародировать Джима и кричит на собаку, которая, к его удивлению, инстинктивно съеживается.

Мгновение спустя входная дверь с треском распахивается, и в дом вваливаются тела. Некоторые собаки просто лежат неподвижно; другие вскакивают на ноги.

Лиам не колеблется. Он поворачивается и, спасаясь, бежит вверх за Джимом к комнате мальчика, которого держали в плену, молясь, чтобы его тюрьма стала их убежищем.

12

Стекло взрывается позади Генри, когда пули пролетают в нескольких дюймах мимо него и врезаются в окно, посылая осколки шрапнелью ему в спину, шею и голову. Одна из оставшихся досок, закрывающих окно, раскалывается пополам от пули, и две деревяшки повисают на петлях из гвоздей. Подобно сломанным рукам, они безвольно свисают по обе стороны рамы.

Генри сворачивается в клубок, когда Грег снова целится.

— Я тебя задел, Генри? Раскроил тебе череп, уродец?

Не давая Грегу третий шанс сделать именно это, Генри ложится на живот и отползает от окна. Острые осколки стекла вонзаются в кожу его обнаженных локтей и ладоней, когда он скользит по полу к койке. Стараясь не шуметь, сдерживая стоны боли от усыпанного стекла, он залезает под ржавую стальную перекладину каркаса кровати и задерживает дыхание под просевшими пружинами.

Грег делает еще один шаг в комнату.