Дитя цветов

Одни только беспокойные мысли о матери могли гарантировать бессонницу, но после полуночи Лили вспомнила свой разговор с сержантом полиции о Дэниеле Рентое. Он все никак не выходил у нее из головы, а то, что она узнала от Хэта, повергло девушку в шок.

— Если вы здесь останетесь, то рано или поздно все равно узнаете. Дэниел сидел в тюрьме. Он недавно освободился, — посвятил ее в подробности сержант.

Сидел в тюрьме? О боже! Какой ужас! Теперь понятно, почему он такой замкнутый и печальный.

Но подробности полицейский рассказывать не стал.

— В одном можете не сомневаться. Они осудили не того парня. — В его голосе прозвучала абсолютная уверенность.

Это утверждение вызвало у Лили только еще больше вопросов. Но кто все прояснит? Кто поставит точку в череде бесконечных сомнений и загадок? Она чувствовала себя человеком, заблудившимся в лабиринте. Девушка не знала, что и думать.

Бедный, несчастный Дэниел! Как ужасно, что ему вынесли несправедливый приговор! Одна мысль о тюрьме приводила Лили в ужас. В ее воображении тут же возникали страшные и мрачные картины: узкие камеры убийственно-серого цвета, шеренги озлобленных, опустившихся людей, мучимых совестью.

А с другой стороны, девушка испытала гордость за свою интуицию. Не зря Дэниел показался ей каким-то озабоченным, тревожным человеком, глубоко погруженным в себя. Вот на преступника он точно не был похож. Что же с ним все-таки произошло? Лили мучилась этим вопросом, но не находила ответа. Разговор с сержантом полиции окончательно выбил ее из колеи, девушка потеряла покой.

— Боюсь, Дэниелу еще долго будет нелегко, — сказал Хэт. Он с волнением смотрел на Лили. — Ему нужно время, чтобы вернуться к нормальной жизни, начать все сначала. Время — лучший лекарь. Дэниелу надо будет решить множество психологических проблем, преодолеть барьеры на пути к обычной жизни.

Сержант как-то странно смотрел на Лили. Девушке это было неприятно. Может быть, он ждет, что она возьмет на себя ответственность за дальнейшую судьбу Дэниела?

— Но я здесь ни при чем. Я не имею никакого отношения к тому, что происходит с Дэниелом Рентоем, — запротестовала Лили, чувствуя пристальный взгляд Хэта.

Сержант Дрейтон промолчал и уставился на дорогу. После паузы он угрюмо пробормотал:

— Очень жаль.

Почему Хэту Дрейтону было жаль, Лили не знала. Заснуть не получалось.

Глава четвертая

Когда на следующее утро Дэниел заглянул на кухню, Лили еще спала. Она лежала на спине, волосы рассыпались по подушке. Он не мог оторвать от нее глаз. Красота и свежесть девушки тронули его сердце. Дэниел был очарован Лили: ее идеальной грудью, слегка приоткрытыми губами, румянцем на щеках, сиянием ее золотистых волос в лучах утреннего солнца. Внезапно его охватило необузданное желание прикоснуться к ее губам, припасть головой к груди, прижаться к ее стройному телу. Страсть захлестнула Дэниела.

Проклятье! Я теряю контроль. Что на меня нашло?

Он резко повернулся и вышел из кухни. Завтрак подождет.

А пять минут спустя он уже сидел за рулем трактора, пытаясь выбросить из головы все мысли о Лили. Дэниел стал думать о Джессике — своей одиннадцатилетней дочери. Она жила в Сиднее с его бывшей тещей — Сьюзен Мейнвэринг. Мысли о Джессике только усугубляли одиночество Дэниела. Воспоминания больно ранили. Он представлял, как одетая в бело-голубую форму дочурка каждое утро, пританцовывая, заходит на кухню.

Иногда на завтрак были сосиски и жареные бобы, но чаще — яйца всмятку. Джессика их обожала. Еще она любила молоко и апельсиновый сок. Зимой обычно ела овсяную кашу с сахаром, а по субботам они всей семьей жарили блины. Еда для малышки всегда много значила, ведь девочка находилась в постоянном движении. Джессика была голубоглазой худышкой с темными, как у отца, волосами. Она вообще казалась копией Дэниела. А какой она была нежной и веселой! Как смеялась, обнималась, хихикала! Как любила отца! И как они были счастливы вдвоем!

Слезы душили Дэниела. Жизнь без дочери была похожа на ад.

Он вспомнил о вчерашнем завтраке, состоящем из тоста и чая. Одному есть не хотелось. Дэниел прочитал где-то, что отсутствие аппетита — признак депрессии. Возможно, в его случае это так и есть. Да только как тут в нее не впасть, если долгожданная свобода означает возвращение на неухоженную ферму со сломанными заборами, переросшими сорняками и с сокращенным поголовьем скота. А главное — пустой дом, в котором больше нет звонкого дочкиного голоса. Дом без Джессики лишился жизни.

Дэниел почти потерял надежду вырвать дочь из цепких рук тещи.

— Теперь ты не вправе рассчитывать на то, что девочка будет жить с тобой, — убийственно спокойным голосом сказала по телефону Сьюзен. — Ей столько пришлось пережить, пока ты сидел в тюрьме! Она только сейчас начала немного успокаиваться. Кроме того, ты вряд ли сможешь заботиться об одиннадцатилетнем подростке. У Джессики трудный возраст.