Дитя урагана

Здесь нам впервые пришлось иметь дело с резиновыми сапогами. Однажды ночью мы должны были тянуть провода неподалеку от передовой. Мы видели, как под вечер из штаба батальона притащили какие-то сапоги, и подумали: «Ну вот, какая-то дрянная обувка». Но так как их не раздавали, мы решили, что это не для нас. А потом, как это обычно бывает в армии, за десять минут до выхода нам вдруг приказали каждому выбрать по паре этих сапог и надеть...

Все они были свалены в кучу, номера перепутаны, и унтер орал: «А ну, пошевеливайтесь, пора выходить». Мне достался огромный сапог четвертого размера на левую ногу и десятого размера на правую, и, помня рассказы о том, как легко эти сапоги вязнут и теряются в грязи, я был далеко не в восторге. Однако я все же надел их, эти огромные сапожищи, какие носят наши рыбаки, когда ловят форель, и мне они были по самые бедра. Натягивая их, я весь перемазался в грязи.

Едва мы взобрались на вершину холма, который немцы облюбовали для обстрела, как началась эта музыка. Похоже было, будто фрицы знают, что мы там скапливаемся, потому что рядом упало несколько тяжелых снарядов. Офицер, который нами командовал, был убит, а несколько ребят ранено.

Жуткая это была ночь! Тьма опустилась черным покровом, и пронизывающий ветер нес проливной дождь. То и дело вой снаряда, вспышка и взрыв напоминали, что есть нечто еще похлеще, чем дождь. Прождав час, мы двинулись по дощатому настилу, ноги скользили в этих сапогах и хлюпали по грязи, а мы проклинали их. От непрерывного дождя настил намок и стал скользким, и нам приходилось балансировать на манер Блондена[43], тем более что доски кое-где были вырваны снарядами. Больше мили нам пришлось пробираться вообще без мостков, и мы на каждом шагу увязали в грязи по колено. Вот тут-то и пригодились сапоги. Но весь этот переход и ожидание под обстрелом были напрасными, потому что едва мы добрались до переднего края и несколько снарядов разорвались рядом, как был получен приказ поворачивать назад, «до дому».

Наше укрытие показалось нам в ту ночь райским уголком, тем более что, как мы полагали, еще до рассвета нам придется покинуть его. Джордж благодаря своей нашивке был избавлен от этого ночного похода, мы велели ему приготовить ужин к нашему возвращению, и у него уже готовы были вкусная семга и тушеная говядина. Когда мы отведали всего этого, запив еду кружкой горячего чая, то подумали, что в конце концов на этой войне не так уж плохо.

Покинув и это пристанище, мы расположились на подступах к гребню холма, сразу же за передовой линией. Здесь у нас был узкий окопчик, в котором можно было только сидеть. Джордж не появлялся несколько дней, потому что сперва ему пришлось вести на наши прежние позиции новую группу, а потом его свалила болезнь. Мы с Дольфом держались вместе, и он, увидев новую позицию, где нас расположили, чуть не заплакал. Я туда пришел первым и обнаружил, что это ячейка, где едва хватает места для одного. А когда подошел Дольф, на лице его отразилось такое отчаяние, что я не мог удержаться от смеха. Дольф никогда не употребляет крепких словечек, не пьет и не курит, и все же парень он настоящий.

Наутро мы с Дольфом отыскали себе новое место, а к вечеру в том окопчике, откуда мы выбрались, разорвался снаряд. Вместе с двумя другими ребятами мы укрепили свою новую позицию, и Дольф работал больше всех, но ночевать в новом окопе ему уже не пришлось. В тот же день еще до окончания работы фрицы накрыли нас тяжелыми снарядами, и осколок ранил Дольфа в ногу. Мы с ребятами перенесли Дольфа в блиндаж, перевязали его, передали санитарам и поздравили с тем, что он вернется на родину. Он держался бодро, несмотря на тяжелую рану; впрочем, ногу он не потеряет, но зато некоторое время будет подальше от всего этого. Из четверых, которые устраивали первое наше маленькое укрытие, я остался один. Джордж все еще находился на тыловом складе и должен был присоединиться ко мне только назавтра. На другую ночь наши позиции подверглись довольно сильному обстрелу, да и в следующие три ночи тоже, но нам удалось остаться в живых, хотя один из снарядов угодил в край траншеи прямо против Джорджа. Я так устал, что отважился полежать на дне траншеи. Спать было опасно, я рисковал быть похороненным заживо. Я слышал, как выстрелы смолкли, и понял, что сейчас все в траншее поднимутся в атаку и затопчут меня, но Джордж, как только сообразил, что происходит, тут же подскочил ко мне убедиться, что я не сплю. Мы совершили еще несколько рискованных вылазок к переднему краю и ничуть не были огорчены, когда нас наконец сменили, потому что за эти четыре дня я, наверное, не спал и пяти часов. Ночью мы отошли и, прошагав три часа, добрались до небольшого бивака. Первую половину пути мы прошли под обстрелом, однако вся наша рота, вернее, то, что еще от нее осталось, добралась до места благополучно...