Дитя времени

«Некоторые мудрые люди также полагают, что его (то есть Ричарда) пассивность, умело скрываемая, способствовала смерти его брата Кларенса; на людях он открыто противился этому, хотя, как считают некоторые, несколько слабее, чем следовало. Думающие так полагают, что еще задолго до смерти короля он возжелал сам сесть на трон в случае, если его брат король (чью кончину, как он полагал, приблизит беспутный образ жизни) умрет (как и случилось), пока его дети еще малы. Считают, что поэтому он был рад смерти своего брата Кларенса, чья жизнь нарушала его планы, так как Кларенс остался бы верным своему племяннику — юному королю, или пожелал бы стать королем сам. Но во всем этом нельзя быть уверенным, и любые домыслы так и останутся домыслами».

— Мерзкий старый сплетник, — процедил Кэррэдайн.

— Вы сумели заметить жемчужное зернышко в этой куче мусора?

— Да.

— Молодец. Мне пришлось прочитать кусок трижды, прежде чем я ухватился за единственный безоговорочный факт.

— Что Ричард открыто противился убийству своего брата Георга?

— Да.

— Конечно, — заметил Кэррэдайн, — если учесть все прочие рассуждения «мудрых людей», то впечатление создается прямо противоположное. Да, Мора мне и даром не надо.

— Пожалуй, нам все-таки следует помнить, что это сочинение Джона Мортона, а не Томаса Мора.

— Может, и так, но Мор переписал пасквиль Мортона, значит, ему понравилось это сочинение.

Грант, в свое время тоже бывший солдатом, лежал и думал о том, как умело Ричард действовал в весьма скользкой ситуации в Нортхэмптоне.

— Ловко он перехватил у Риверса две тысячи воинов без всякого открытого столкновения.

— Вероятно, когда дело дошло до выбора, они решили предпочесть брата короля брату королевы.

— Да. И, конечно, у солдата было больше шансов получить поддержку войск, чем у писателя.

— А разве Риверс сочинял что-нибудь?

— Он автор самой первой книги, напечатанной в Англии. Ученый был человек.

— Н-да. Только это не научило его уму-разуму. Как он рассчитывал взять верх над человеком, который в восемнадцать лет командовал полком, а в двадцать пять — армией? Знаете, что меня здесь удивило?

— Военные способности Ричарда?

— Нет, его молодость. Я всегда представлял его пожилым ворчуном. А ему было только тридцать два года, когда он погиб под Босвортом.

— Скажите, когда Ричард взял принца под свою опеку в Стоуни Стратфорде, он разогнал всю толпу, приехавшую с мальчиком из Ладлоу? Я хочу спросить, удалили ли от мальчика всех тех людей, в окружении которых он рос?

— О нет. Его наставник, доктор Элкок, к примеру, приехал с ним в Лондон.

— Значит, никто не спешил избавиться от сторонников Вудвиллов, от всех, кто мог настроить принца против Ричарда?

— Похоже, что нет. Разве что арестовали тех четверых во главе с Риверсом.

— Верно. Регент сработал четко. Я восхищаюсь Ричардом Плантагенетом.

— Мне он определенно начинает нравиться. Ну, а сейчас я, пожалуй, пойду осматривать «Кросби-плейс». До смерти хочется своими глазами увидеть дом, в котором жил Ричард. А завтра мне достанут мемуары Коммена, и я сообщу вам, что он пишет о событиях в Англии в 1483 году и о том, что рассказал Совету Роберт Стиллингтон, епископ Батский, в июне того же года.

10

В тот летний день 1483 года, как узнал Грант, Стиллингтон сообщил Совету, что он обвенчал Эдуарда IV с леди Элеонорой Батлер, дочерью первого графа Шрюсбери, еще до женитьбы Эдуарда на Елизавете Вудвилл.

— Почему же он молчал так долго? — спросил Грант, переваривая сенсацию.

— Эдуард велел ему держать язык за зубами. Вполне естественно.

— У Эдуарда, похоже, было пристрастие к тайным бракам, — сухо заметил Грант.

— Должно быть, ему тяжело пришлось, когда он натолкнулся на такую неприступную добродетель. Тут уж не могло помочь ничего, кроме женитьбы. А ведь Эдуард привык, что женщины от него просто падали — и внешность незаурядная, и корона на голове, — так что вряд ли он мог спокойно примириться с отказом.

— Да. Именно поэтому он и женился на Елизавете Вудвилл. Неприступная златокудрая красавица, тайный брак. Значит, если Стиллингтон говорит правду, то Эдуард пользовался такой тактикой и прежде. Кстати, говорил ли Стиллингтон правду?