Дитя

– Черт подери… – проворчал Синклэйр. – Усади их в комнате для допросов номер девять. Дай им там по чашке чая или еще чего-нибудь. Я буду через пять минут.

Кейт пристально посмотрела на Энди.

– Она сама к тебе пришла. Она хочет тебе что-то рассказать. Господи, а мне нельзя?.. – Ей доводилось слышать от коллег, как их допускали понаблюдать за допросом через одностороннее зеркало.

– И думать забудь, Кейт. Это полицейское дело, – отрезал Синклэйр. – Обсудим все позже.

Кейт собрала свои вещи и принялась засовывать все обратно в сумку.

– Погоди-ка, оставь мне поляроидные фото. Похоже, они нам понадобятся, – сказал Энди.

72

Воскресенье, 29 апреля 2012 года

Эмма

Теперь очередь Пола. Ему необходимо это знать. Не хочу, чтобы он вдруг все выяснил, когда придет полиция. Это будет нечестно по отношению к нему.

Придя домой, я не спешу снимать пальто. Прошу мужа пойти со мною прогуляться по парку, что недалеко от нашего дома, сказав, что мне надо подышать свежим воздухом.

– Ты и правда очень бледная, Эмма, – соглашается он. – Сегодня немного ветрено на улице, но зато хоть выдует всю хандру.

Ни о чем особо не говоря, мы гуляем с Полом по парку. Время от времени он обращает мое внимание на свежепосаженные цветы на клумбах или на собак, гоняющихся за палкой. Когда мы вновь подходим к парковым воротам, то покупаем себе в киоске кофе и садимся на скамью.

– Ну что, тебе получше? – спрашивает Пол.

– Да, спасибо, – киваю я. – Мне необходимо кое-что тебе рассказать, Пол. То, что в скором времени может обо мне раскрыться.

Он явно встревожен услышанным, и я бы рада остановиться – но я должна сказать ему все именно сейчас.

– Пол, – говорю я, – у меня когда-то был ребенок.

– Но… – начинает он, однако я обрываю его на полуслове.

– Просто послушай, Пол. Я знаю, ты считаешь, я все выдумываю, но это не так. У меня родился ребенок, когда мне было пятнадцать лет. Никто об этом не знал, потому что я скрывала свою беременность. Но все же я его родила. И закопала это дитя в нашем саду на Говард-стрит.

Пол ставит на скамейку кофе и берет меня за руки, слушая мой рассказ об Уилле. Он очень бледный и, пока я говорю, сидит не шелохнувшись.

Когда я умолкаю, он по-прежнему сидит неподвижно, точно изваяние.

– Мне очень жаль, Пол, – тихо говорю я. – Мне совсем не хотелось приносить в твою жизнь подобные несчастья.

Пол глядит на меня, и в глазах у него слезы.

– Эмма, – произносит он, – я всей душой готов тебе поверить. Но это очень серьезные обвинения. И если они не соответствуют истине… Если ты ошибаешься, пусть даже в каких-то деталях, это повлечет нешуточные последствия. Ты ведь это понимаешь, да?

– Это все абсолютная правда, Пол. Клянусь.

Тогда он обхватывает меня обеими руками и начинает легонько покачивать. Я съеживаюсь в его объятиях точно ребенок, и это приносит мне успокоение.

– Эмма, – говорит он наконец, – что же теперь будет?

– Не знаю. Теперь все зависит от полиции. Хочу к ним сходить поговорить. Ты пойдешь со мной?

Кажется, мы целую вечность сидим с Полом в участке в комнате ожидания, пока найдут нужного нам инспектора полиции.

Мы поднимались сюда по лестнице, держа друг друга за руку, словно так ощущали себя намного сильнее. И все равно я чувствовала, как от меня к Полу и обратно перебегает ледяная дрожь. Когда мы дошли уже до двери, Пол взглянул на меня и улыбнулся:

– Все будет хорошо, Эм.

Я в ответ кивнула.

Забавно, я всегда представляла, как у меня на пороге появится полиция. И вот пожалуйста – сама теперь оказываюсь перед их дверьми.

У стойки дежурного мы называем свои имена и говорим, что хотим побеседовать с детективом-инспектором Синклэйром. Именно он упоминался в статьях об Элис Ирвинг как офицер, ведущий это дело. Дежурящий молодой полицейский просит нас пока присесть, и Пол пристраивается рядом с мужчиной, которого, судя по его виду, крепко избили. Он пьяный, весь в крови и плачет. Пол дает ему несколько бумажных платочков, чтобы утереться, и даже пытается с ним говорить, но тот настолько не в себе, что, похоже, его и не слышит.

Я сижу рядом с Полом, легонько подергивая коленом в такт звучащей во мне мелодии.

Когда нас наконец вызывают к стойке, Пол касается моего плеча, и мы дружно встаем.

Мы невероятно долго куда-то идем, и от широких шагов констебля по коридору разносится гулкое эхо. Все вокруг кажется каким-то гиперболическим – и ход времени, и окружающие звуки, и сияние множества ламп. Я впиваюсь ногтями себе в кожу под ручкой сумочки. «Все будет хорошо, Эм», – повторяю я про себя как заклинание.

Усадив нас в одном из кабинетов, молодой полицейский ничего не объясняет, но предлагает пока чего-нибудь попить и приносит нам сладкий чай в тонких пластиковых чашках, которого ни я, ни Пол не переносим. Мы молча продолжаем ждать. Каждый словно затаился в собственном мыльном пузыре. Между нами сказано уже все, что мы могли сказать друг другу.

– Больше никаких секретов, – решительно заявила я Полу после разговора в парке.

– Никаких, – ответил он и отвернулся.