Дитя

Дело в том, что мой отец так долго существовал лишь в моем воображении, что мне уже стало сложно воспринимать его как реального человека. Я все время спрашивала себя, похожа ли я на него, и, разглядывая себя в зеркале, думала о том, какие черты у меня от него. Некоторые говорят, будто я похожа на Джуд, но сама я никогда так не считала. Ее тогдашние подружки утверждали, что у нас одинаковые глаза. Ну да, они у нас у обеих голубые.

Трудно было сказать, что я чувствовала, отправляясь на поиски отца. Волнение, да – но в то же время совершенно жуткий страх. Гарри я этого не говорила. Считая кого-то «недозрелым хлюпиком», она всегда делала обидную презрительную мину.

Я заранее боялась того, что он вообще не захочет меня знать, как это и прогнозировала Джуд, но все равно всегда воображала, как отец меня крепко обнимет – словно в тех историях о воссоединении людей. Словно в фильме «Хайди»[16]. Когда я думала об этом, то чувствовала покалывающий холодок и мне хотелось плакать, и тогда я писала об этом в своем дневнике. Излив там свои переживания, я сразу чувствовала себя лучше. Мои чувства на бумаге всегда были в безопасности.

Гарри же никогда подобная «безопасность» и не требовалась. Она любила волнение и азарт, ей нравилось попадать в разные переделки. И в большинстве случаев все было нормально – я просто наблюдала за ней со стороны и подставляла плечо, чтобы той было где поплакать, если все пошло не так. Как тогда, когда Гарри начала встречаться с появившимся в нашей округе зловещим байкером. Ее родители были вне себя, а отец даже наведался к тому байкеру домой и предупредил, что если еще хоть раз увидит того возле своей четырнадцатилетней дочки, то сразу отправится в полицию. Гарри тогда два дня была в слезах.

Однако в тот январский день 1984 года, в тот самый четверг, когда мы сбежали из школы, героиней дня была именно я. Гарри сказала, это мой «великий день», но сама я, кажется, скорее предпочла бы два урока физкультуры.

В поезде по пути в Брайтон мы, помнится, достали наши коробочки с ланчем: у Гарри был белый хлеб с ветчиной и капустный салат, а у меня – нарезанная домашняя буханка из цельнозерновой муки, промазанная хумусом. Занявшись едой, обе мы сразу попритихли. Мы словно внезапно осознали, что все это делаем на самом деле, и от этого даже немного закружилась голова.

– А что, если он окажется толстым и лысым, с банкой пива в руке? – спросила вдруг Гарри.

– А что, если он какой-нибудь миллионер? Или байкер? – парировала я.

Подружка стрельнула в меня взглядом.

– А может, у него десяток детей и живет он в муниципальном доме? – ответила она.

У Гарри, несмотря на ее репутацию вечной смутьянки, порой проскальзывали совершенно консервативные представления о жизни. Мне кажется, это в ней сказывалось влияние матери. Джуд, помнится, говорила, что миссис Гаррисон «вся в мехах, но без трусов». В ту пору я совсем не понимала, что это означает, но мне было очень смешно.

Как бы то ни было, я не стала озвучивать мысль: «А что, если он не захочет меня знать?» – но все равно продолжала только об этом думать и выкинула свой надкусанный сэндвич в мусорный бачок в туалете.

Когда поезд подъехал к нужной нам станции, мне не хотелось из него выходить. Ноги словно превратились в желе, и Гарри силой стянула меня с места и подцепила под руку.

– Пошли-ка. Давай просто пойдем и посмотрим, кто там живет. Мы можем и не говорить, что ты ищешь своего давно утраченного отца, пока сама не будешь к этому готова. И если они нам совсем не приглянутся, то пойдем, значит, и купим себе на пирсе сахарной ваты. Годится?

Я кивнула.

Указанный в записке адрес привел нас к большому дому на довольно фешенебельной улице, отступавшему в глубину участка, подальше от набережной. Однако выглядел он совсем не так, как соседние дома. Окна в нем оказались заколочены, а садик перед домом весь зарос и был закидан пустыми бутылками.

– Никто тут не живет, Гарри. Пошли отсюда, – сказала я, обрадовавшись тому, что эта пытка закончилась, так и не начавшись.

Но Гарри не желала ничего и слышать.

– Давай-ка не кисни. Мы что, зря такой путь проделали? Хотя бы постучимся.

И она пошла к двери, я же осталась дрожать в испуге у калитки, готовая сбежать при первом признаке опасности.

– Никто не отвечает! – крикнула мне Гарри.

Она уже готова была уйти, когда дверь вдруг отворилась, и в проеме появился высокий мужчина, протиравший глаза, будто ото сна.

– Да? Чего вы хотите? – спросил он.

– Скажите, вам знакома Джуд Мэссингхем? – прямо в лоб спросила Гарри.

Мужчина внимательно посмотрел на нее и рассмеялся.

– Джуд Мэссингхем? Господи! Вот это да! Просто взрыв из прошлого! Уж больше десяти лет прошло. Если и не все двадцать. Она была моей сокурсницей. И женщиной Чарли. Ну а вы сами кто такие?