Хеннинг фон Тресков – типичный прусский офицер с традиционным чувством чести – издавна проникся презрением и ненавистью к Гитлеру. Он первым из фронтовых офицеров установил контакт с заговорщиками. Услышав Приказ о комиссарах, он сказал генералу Герсдорфу, что нужно добиваться у Бока его отмены, иначе «на германский народ ляжет бремя вины, которую мир не забудет ему и через сотню лет». Причем вина, как он опасался, ляжет не только на Гитлера и его приближенных, но «на вас и на меня, на вашу жену и на мою, на ваших детей и на моих»495. Для многих генералов Приказ о комиссарах оказался переломным моментом. Даже слабодушный Браухич не выдержал и попытался поговорить на этот счет с Гитлером, а тот швырнул в него чернильницей.
Операция «Барбаросса» началась 22 июня: Германия напала на Советский Союз. Суеверная надежда на непобедимость фюрера все еще была сильна, однако впервые появилось беспокойство: не пора ли Гитлеру остановиться, пока он не слишком зарвался. Полоса везения не могла не оборваться рано или поздно. Сами безбрежные пространства России вызывали оторопь у любого разумного человека. Но разумные соображения нисколько не тревожили Гитлера, и, наплевав на очевидный риск, он двинул свои войска к Москве.
Руководители заговора сочли момент благоприятным. Приказ о комиссарах обеспечил их множеством новых союзников среди генералитета, а когда началось бесчеловечное применение этого приказа, ряды Сопротивления пополнялись день ото дня. Остер и Донаньи по-прежнему работали под прикрытием адмирала Канариса. Вот уж кому приходилось жить двойной жизнью, так это адмиралу Канарису. По утрам он катался верхом по Тиргартену с Гейдрихом, этим спрутообразным вампиром, и в то же время использовал все имевшиеся в его распоряжении рычаги, чтобы подорвать режим нацистов и влияние того же Гейдриха. Гитлеровская банда вызывала у него рвотный рефлекс. Рассказывают, что во время поездки по Испании Канарис поднялся в открытом автомобиле и нацистским приветствием поздоровался со стадом овец: «Может, среди этих баранов и кто-нибудь из партийных шишек затесался», – сыронизировал он496.
Только в сентябре Бонхёффера вновь отправили в командировку от абвера – и снова в Швейцарию. До той поры он продолжал писать «Этику» и занимался пастырской работой. С помощью Остера и Донаньи он добивался отсрочек и даже освобождения от действительной службы для некоторых пасторов Исповеднической церкви. Таким образом он уберегал их от опасности погибнуть на фронте и вместе с тем сохранял пастве наставников, нужда в которых еще более обострялась в это тяжелое время. Битву за пасторов Бонхёффер чаще проигрывал, чем выигрывал, – так обстояло дело со многими его битвами, – но он не терял мужества и благодарил Бога за каждый успех.
Пастырскую миссию он осуществлял теперь в основном по переписке. В августе он снова разослал циркулярное послание примерно сотне бывших семинаристов. В этом письме стоят слова, как бы предвещающие его собственную смерть.