Пять лет общей работы и дружбы кажутся мне редкостным в человеческой жизни и радостным даром. Найти человека, понимающего тебя и объективно, и лично, одновременно и надежного помощника, и советника – это очень и очень немало. А ты всегда был для меня и тем, и другим, а также терпеливо выдерживал суровые испытания такой дружбы, в особенности мой жуткий характер, который порой пугает меня самого, о чем ты, к счастью, часто и откровенно мне напоминаешь, и не озлобился по этой причине на меня. За это я тебе в особенности благодарен. Твоя ясность и простота мысли и суждения помогли мне разрешить бесчисленное множество вопросов, и я на собственном опыте убедился в реальной силе твоей молитвы за меня488.
Поездка в Женеву
24 февраля абвер направил Бонхёффера в Женеву. Настоящей целью этой поездки было установить контакт с протестантскими лидерами за пределами Германии, сообщить им о заговоре и прощупать условия мира, который заключило бы новое правительство после свержения Гитлера. Аналогичные переговоры вел Мюллер в Ватикане с католиками. Но Бонхёфферу не сразу удалось проникнуть в Швейцарию. На границе его остановили и потребовали, чтобы за него поручился кто-нибудь из граждан страны. Бонхёффер назвал Карла Барта, Барту позвонили, и он согласился выступить гарантом, хотя и не без внутренних колебаний.
Барт, как и многие другие в то время, недоумевал, каков же теперь статус Бонхёффера и какова его миссия. Кто бы позволил пастору Исповеднической церкви путешествовать в разгар войны в Швейцарию? Он был почти уверен в том, что Бонхёффер пошел на компромисс с нацистским режимом. В числе прочих жертв войны и взаимное доверие погибало тысячью смертей.
Подобные сомнения, вопросы давних друзей терзали Дитриха, но он, разумеется, не вправе был объяснять свои действия никому, кроме посвященных. Это было для него очередной «смертью своего Я», он жертвовал своей репутацией в Церкви. Многие любопытствовали, как это так, почему Дитриха Бонхёффера не постигла общая участь его поколения. Он писал и путешествовал, встречался с различными людьми, ходил в кино и в театр, жил в общем-то свободной и привилегированной жизнью, в то время как все остальные страдали и погибали или же оказывались вынуждены к непереносимым компромиссам со своей совестью.
В глазах тех, кто знал, что Бонхёффер работает на абвер, и не знал о другой его, тайной работе, дела обстояли совсем плохо. Выходит, он капитулировал, этот высоколобый патриций, этот моралист, такой всегда несгибаемый и требовавший бескомпромиссности от других? Не он ли говорил, что «лишь те вправе распевать григорианские псалмы, кто вопиет за евреев», не он ли подменял собой Бога, яростно утверждая, что вне Исповеднической церкви нет спасения?
Даже если б Бонхёффер мог объясниться и сказал бы, что на самом деле работает против Гитлера, многие члены Исповеднической церкви все равно бы усомнились в этичности такого пути, а кое-кто пришел бы в ярость. Чтобы пастор участвовал в заговоре, цель которого – убийство главы государства в разгар войны, когда отцы, братья и сыновья отдают свои жизни за страну! Это было немыслимо, непостижимо. Вот когда для Бонхёффера и впрямь настало одиночество, но в это положение привел его Бог, и он не искал для себя выхода, как не искал его Иеремия. Он принял эту судьбу и радовался в послушании Богу.
Из Швейцарии Дитрих написал Сабине и Герту – из Германии он не мог поддерживать переписку с Оксфордом и так тосковал по сестре! Он написал также епископу Беллу. В Женеве он встретился с Эрвином Суцем и якобы сказал ему: «Можете быть спокойны, мы покончим с Гитлером» 489. Повидался Бонхёффер и с Карлом Бартом, но даже после долгой беседы Барт не смог вполне принять работу Дитриха на абвер.