Дитрих Бонхёффер. Праведник мира против Третьего Рейха

Когда пароход, пыхтя, прошел мимо статуи Свободы, направляясь к прославленному острову Манхэттену, Дитрих очутился в поразительном, ошеломившем его поначалу мире. Манхэттен на исходе эры джаза мог изумить кого угодно, даже такого гражданина мира, как Дитрих Бонхёффер. Берлин казался воплощением Старого Света, утомленной изысканности, кинозвездой, для которой пора расцвета уже миновала, но город Нью-Йорк вобрал в себя безумную, безудержную энергию подростка с блестящими и жадными глазами в краткую пору перехода к юности – остров трещал по швам, непрерывно разрастаясь во всех направлениях, и, казалось, ухмылялся при этом до ушей. Высочайшее здание на планете – Манхэттенский фондовый банк – лишь за три месяца до прибытия «Колумба» уступило свой рекорд серебристому шпилю нового чемпиона, зданию «Крайслера», но с каждой минутой возносился к небесам с невиданной скоростью – четыре с половиной этажа в неделю – Эмпайр-стейт-билдинг, который через несколько месяцев затмит всех прочих и останется безусловным лидером на сорок лет. В ту же пору возводился и комплекс из девятнадцати корпусов – шедевр ар-деко, будущий Центр Рокфеллера, а вдали виднелась еще одна стройка, мост Джорджа Вашингтона, которому предстояло стать самым длинным в мире мостом – он оказался вдвое длиннее прежнего рекордсмена.

Но при всей этой активности сказывались и последствия прошлогоднего краха фондового рынка, с которыми вскоре столкнется и Дитрих. Прежде чем он как следует разглядит городской пейзаж Манхэттена, ему предстоит встреча с пригородами Филадельфии. В порту его ожидали родственники по линии Тафелей – Гарольд и Ирма Бёрике. Они отвезли молодого человека в Пенсильванию, и там он провел неделю с ними и их чрезвычайно американскими детьми Рэем, Бетти и Бинки. Карл-Фридрих навещал эту семью годом ранее, и теперь Дитрих писал брату:

...

Мы много путешествуем на автомобиле. Сегодня меня будут учить играть в гольф; по вечерам нас часто приглашают в гости или же мы остаемся дома и играем в разные игры. Трудно поверить, что находишься далеко от Европы: все так похоже 141.

Ирония этих слов очевидна для нас, знающих то, о чем Дитрих в ту пору не мог и догадываться: пока он отрабатывал удар клюшкой в Городе Братской Любви, на родине послышался первый раскат грома. 14 сентября, через два дня после его прибытия в США, нацисты заняли девятое, последнее место в списке партий, прошедших в рейсхтаг. Пока у них было всего 12 депутатов, и Гитлер мечтал увеличить эту группу вчетверо, но не так уж долго остается до той поры, когда и эти воспаленные мечтания будут превзойдены, нацистам достанется 107 парламентских мест, и, словно по мановению волшебной палочки, партия окажется второй по величине в стране. История продвигается вперед – неуклюжими рывками, но вполне определенно.

«Богословием здесь и не пахнет»

Бонхёффер несколько предвзято относился к «Юниону», и на то имелись причины: немецкие богословы заслуженно считались первыми в мире, Дитрих учился у лучших из них и умел с ними держаться на равных. Кто из студентов «Юниона» мог похвастаться близким знакомством с Адольфом фон Гарнаком? Бонхёффер, защитивший докторскую диссертацию в Берлинском университете, мог бы едва ли не с тем же правом преподавать в «Юнионе», что и учиться здесь. Сокурсники записались на магистерскую программу; Дитрих считал это ненужным и даже ниже своего достоинства. Отказавшись от подготовки к экзамену на степень магистра, он получил больше свободного времени для тех занятий, которые были ему по душе, и, как выяснилось, именно эти неакадемические дела оказали наибольшее влияние на его дальнейшую судьбу.

При ближайшем знакомстве ситуация оказалась еще хуже, чем он опасался. Своему наставнику Максу Дистелю Дитрих писал:

...

Богословием здесь и не пахнет… Они говорят без умолку, не опираясь даже на подобие солидного основания и не прибегая к каким-либо критериям. Студенты – в большинстве своем лет двадцати пяти – тридцати – не имеют ни малейшего представления о догматике. Им незнакомы самые простые вопросы, их пьянят либеральные гуманистические фразы, они высмеивают фундаменталистов, а по основательности не сравнятся даже с ними142.