Дитте – дитя человеческое

— Тебе-то и горя мало, — говорила Марен не то в шутку, не то с упреком. — У вас с нею одни игры да забавы. А кое-кому приходится нянчиться с нею, качать ее и сухую и мокрую; это не так уж весело.

Но в сущности она охотно уступала мужу первое место и в сердце Дитте, — ведь он был здесь хозяин, всему дому голова. Да и тоже нуждался в ласке.

И никто лучше дедушки не понимал Дитте. Оба они могли часами не расставаться и болтать без умолку. Их занимали и овцы, и корабли, и деревья. Хотя Дитте невзлюбила деревья за то, что они «делали ветер». Сэрен однажды объяснил внучке, что ветер от бога и нужен рыбакам, — когда он дует, им не приходится так много работать веслами. А вот деревья ничего не делают, за то бог и привязал их к одному месту.

— А какой он такой — бог? — неожиданно спросила Дитте.

Сэрен растерялся. Он долго прожил на свете и сохранил веру, внушенную ему с детства. В особенно трудные минуты жизни он даже призывал бога на помощь, а вот подумать о том — какой же он такой, этот бог, — ему в голову не приходило: слишком трудный вопрос задал ему малый ребенок.

— Бог-то? — переспросил Сэрен протяжно, чтобы выиграть время и придумать ответ. — У него, видишь, полны руки дела, и порою нам думается, что ему даже и не управиться! Вот он каков!

Дитте как будто удовлетворилась объяснением.

Вначале, бывало, говорил больше Сэрен, а девочка слушала. Но скоро они поменялись ролями. Она вела разговор, а старик слушал и дивился. Девчурка говорила прямо-таки поразительные вещи, которые стоило пересказать Марен — если бы только можно было все запомнить. Сэрен многое запоминал, но кое-что, к досаде его, все же ускользало у него из памяти.

— Да, такой девчонки никто и не видывал еще на белом свете, — говорил он Марен, возвращаясь с Дитте после прогулки. — Не то что наши дети были, куда им до нее!

— Вот видишь! Недаром ее отец сын хуторянина! — отвечала Марен, которая все еще никак не могла оправиться от величайшего в своей жизни поражения и старалась хоть чем-нибудь утешить себя.

Но Сэрен, как всегда, отвечал на это пренебрежительным смешком да прибавлял;

— А ты, Марен, как была, так и осталась пустоголовой!

VI Смерть Сэрена Манна

Сэрен еле-еле перебрался через порог чуть не ползком. Цепляясь обеими руками за гладкую круглую печку, поднялся на ноги и, пошатнувшись, жалобно застонал. Марен вошла из кухни как раз в ту минуту, когда он уже готов был снова свалиться. Она быстро раздела его и уложила в постель.

— Дрянь дело, — проговорил Сэрен, полежав немного.

— Да что с тобой такое? — озабоченно спросила жена.

— Лопнуло что-то внутри, — слабым голосом ответил старик.

Больше Сэрен ничего не пожелал сказать, но понемногу Марен выведала у него, что случилось с ним это, когда он хотел выдернуть из земли кол для привязи овец. Этот кол сидел не очень-то крепко, но сегодня его не пошатнуть было, словно кто под землей вцепился в него и держал. Тогда Сэрен перекинул веревку через плечо и поднатужился изо всех сил. Тот, кто был под землей, выпустил кол, но у Сэрена словно лопнуло что-то внутри. В глазах потемнело, а в земле перед ним разверзлась большая черная яма.

Марен, в страхе глядя на мужа, спросила:

— Четырехугольная яма?

Да, Сэрену она показалась четырехугольной..

— А девчонка где? — спохватилась Марен.

Она куда-то исчезла, когда он упал без чувств.

Марен, не помня себя от страха, побежала на дюны. Дитте оказалась там, она сидела и забавлялась цветочками. К счастью, никакой ямы Марен не нашла. Овцы бродили на свободе, кол торчал на своем месте, а старая, гнилая веревка, как видно, лопнула, когда Сэрен, хорошенько поднатужившись, рванул ее. Оттого, верно, он и упал навзничь, так как уже не твердо держался на ногах; упал и ушибся.

Марен связала веревку и подошла к девочке.

— Пойдем, Дитте, домой, дедушке надо сварить кофейку, — сказала она и вдруг оцепенела. Ей показалось, что Дитте сплела из соломинок крестик и воткнула его в букетик цветов!

Молча взяла старуха внучку за руку и повела домой. Теперь она знала, что их ждет.

Сэрен не подымался с постели. Никаких повреждений у него не было, но не было также ни малейшей охоты двигаться, вставать. Старик почти перестал шутить, — он молча лежал и глядел в пространство, теребя кисть шнура^{2}, свисавшего с полога кровати.

Время от времени он словно приходил в себя, и Марен, которая всегда была возле него, настойчиво спрашивала:

— Да скажи же, что такое с тобой?

— Со мной? Да ничего, конец мой подходит, — отвечал Сэрен.

Марен не прочь была полечить его своими снадобьями, но пришлось ей откаэаться от этого до более подходящего случая, — Сэрен сам видел в земле черную яму, тут уж ничем не поможешь.