Дитте – дитя человеческое

«Чистилищем» Нексе назвал период жизни Дитте и остальной семьи Ларса Петера в рыбачьем поселке. Воссоздавая окружающую жизнь, писатель нередко дает ее через восприятие героини. Авторский комментарий часто вторгается в повествование, когда заходит речь о трактирщике, фактическом хозяине поселка. Стиль романа становится сложным: в обобщениях большую роль начинают играть символика и аллегория, авторские отступления насыщаются глубоким философским содержанием, все чаще используется присущий публицистике писателя прием полемики, памфлетной характеристики. Трактирщик показан как своего рода «оборотень». С ханжеским лицемерием он может рассуждать о божьей благодати, назойливо повторять, что он, «никому не обидчик». Но Дитте понимала, что рыбаки не случайно именовали его Сатаной, Людоедом. И действительно, перед людьми он часто представал в разных обличьях: то он был похож на тролля, то напоминал какую-то диковинную заморскую птицу. Его постоянной потребностью было желание прибрать к рукам вся и всех. Поэтому жизнь поселка раскрывается как своего рода история, повествующая о людском горе, стыде и преступлении. Для многих он казался загадкой, и они боялись его. Только Ларс Петер попробовал было возмутиться да Якоб Рулевой искал «слово», которым он смог бы одолеть сатану в облике трактирщика. Но и трактирщик оказался в зависимости от более крупных акул. Символичным представляется его самоубийство в момент, когда на свет появляется новое существо — ребенок Дитте.

Новым этапом стала для Дитте жизнь в столице. Копенгаген, о котором она так много мечтала, встретил ее неприветливо. Нелегким было для Дитте испытание в детском приюте, где она была кормилицей. Еще более трудно было расстаться с сыном, отданным на воспитание в чужую семью. Расстаться и — главное — потерять на него право. Но жизнь скоро втянула ее в свой круговорот. Как и многие служанки, ее подруги, Дитте вынуждена была часто менять места, стала как бы странствующим подмастерьем.

Такова сложная панорама жизни, на фоне которой рисуется в романе биография Дитте, умевшей не только страдать, но и верить в лучшую жизнь, трагическая история «женщины-героя», которую, по словам Клары Цеткин, «сумел нарисовать только один из западноевропейских писателей — Мартин Андерсен Нексе».

Внешне казалось, что сама Дитте и теперь в городе была далека от общественных интересов и политики: где ей, усталой и замученной повседневным трудом, было думать о чем-либо? Но она не была безразлична к окружающему. Еще дома при встрече с социалистами, городскими каменщиками, она не испугалась, подобно другим, а с любопытством приглядывалась к ним. В столице ее собственный демонстративный уход из приюта, где она, попав за «кулисы жизни», увидела различные злоупотребления, был своеобразным протестом, хотя еще слабым и стихийным.

Словно птица, засидевшаяся в клетке, Дитте не скоро свыклась с тем, что клетка вдруг оказалась открытой. Но если прежде в отношениях с людьми она обычно следовала «естественному порыву сердца», то со временем (хотя еще долго посмеивались над ее «деревенской простоватостью») перестала многое принимать на веру.

Нелегко было ей стать матерью «незаконного» ребенка, скрывать это, выносить причуды хозяек, быть безработной, голодать. От Карла вестей не было долго. Оставался один удел — одиночество. Мечта ее о своем доме и семье так и не осуществилась. Все строптивее становилась она с годами: видно, давал знать о себе свойственный ей «мятежный дух», требовавший ответа на удары судьбы. А нужно было оставаться бессловесной — «молчи и делай свое дело».

Лишь ненадолго в семье писателя Ванга Дитте, казалось, обрела нормальное человеческое существование, попала, как она говорила, в «страну обетованную». Либерал Ванг привлекал служанку своей симпатией к беднякам, сочувствием к ней самой. От него она узнала о рабочих демонстрациях. Рассказывая детям «сказку про Дитте», он говорил, что у Маннов есть сильное оружие против злого тролля — сердце. Конечно, самой Дитте еще было трудно разобраться в наивных суждениях Ванга. Ей было отрадно чувствовать себя полноправным человеком среди образованных людей. Из окон виллы Вангов и Копенгаген нравился ей больше. Здесь она узнала «настоящее чудо» — книгу. Ее чувство к Вангу было одухотворенным — ведь именно он зажег ее сердце, внес свет в ее сознание.

Однако иллюзии Дитте в отношении Ванга длились недолго. От ее безграничного доверия к нему вскоре не остается и следа. Ей приходится оставить дом писателя. Доведенная нуждой до отчаяния, она уже по-новому посмотрит на Ванга и его идеи. В эпизоде, рисующем их случайную встречу на улице, с необыкновенной силой показано, какая пропасть разделяла их. Возможно, обвинения, брошенные Дитте в лицо Вангу, были слишком резкими, но в ней клокотали злоба и ненависть. Ведь он обманул ее надежды. Но минутой позже Дитте уже охватили стыд и отчаяние. Она понимала, что он не хотел надругаться над ней, и все же Ванг был повинен в том, что, подняв ее к свету, дал снова упасть в яму.