Дюбал Вахазар и другие неэвклидовы драмы

Слева сцена — такая же, как в I действии. Справа вместо салона — сад. Цветущие кусты окружают площадку, посыпанную красным песком. Левый конец стены, зигзагообразно обрушенный, увит цветущими глициниями. Над кустами — сосны и лиственные деревья в осенних красках. Слева сцену заливает утреннее солнце. Поют птицы, где-то вдали мычат коровы. Из-за стены выходит Э л ь з а, оборванная, как в I действии, гасит электрическую лампу, горевшую на ночном столике, и залезает под одеяло. В центре сцены два кресла (рококо) из I действия.

 

Э л ь з а. Наконец-то гроза отгремела, и я могу с чистой совестью вернуться к своей нищете, не думая о королевской представительности.

 

Из кустов выходит  М а г и с т р  в полном рыцарском облачении, забрало поднято. За ним  Ф и з д е й к о — с усами, в костюме фантастического лесничего: шляпка с перышком, зеленые отвороты, золотые знаки различия. На плече карабин «винчестер».

 

Ф и з д е й к о. Итак, договорились. Я теперь — лесничий у Магистра. Ты только подумай, Эльза: мы будем жить в маленьком домике — вокруг мальвы, настурции, герань. Свежие булки, мед прямо из лесу и полная беззаботность. Порой по случаю праздника подстрелю какого-нибудь зайчишку или косулю — для нас это будет величайшая роскошь. А — молоко, много козьего молока, прямиком от козы, а читать мы будем только календарь.

М а г и с т р. Как же я вам завидую!

Э л ь з а. А Янулька?

Ф и з д е й к о. Не знаю, что с ней будет. Она сама решит свою судьбу. Магистр ее не желает ни за какие сокровища мира, да и она его тоже. Они с герцогиней пошли в лес по грибы. Под карликовыми соснами на Вилькакальнисе уродились нынче дивные рыжики. Ко второму завтраку будет добрая закусь под водку.

 

Садится в кресло.

 

Э л ь з а. Иди ты со своим рыжиками. (Магистру.) Да уж, эта башка не для ваших нервов, господин граф. Ей нужен кто-нибудь по-настоящему злобный.

М а г и с т р. Вы меня обижаете. Зло затаилось во мне очень глубоко. Не всякий заметит. Тут проблема совсем в другом.

Ф и з д е й к о. Практически это одно и то же. Ты, Готфрид, не умеешь обратить свое зло себе на пользу. Но, но — ну что ты с собой поделаешь?

М а г и с т р. Я в крайнем сомнении. Надо раз и навсегда сказать себе: эпоха наша не может создать правителей определенного типа. Мы хотели взять в ежовые рукавицы оскотиненные социализмом массы — мы, остаточные, недобитые людишки — хотели стать владыками начальной фазы истории — и все пошло прахом! Но одного мы все же добились: на дне чисто личных сомнений есть теперь вера в возможность циклического развития истории на очень больших отрезках. Необратимость общественных перемен почти преодолена.

 

Снимает шлем и доспехи, складывает на площадку. Остается в фиолетовой пижаме и фиолетовой шапочке с кисточкой.

 

Ф и з д е й к о. Но с нами — ты прощаешься навсегда.

М а г и с т р (садясь в другое кресло и закуривая сигарету). Да, Евгений. Может, именно в эту минуту в какой-нибудь лачуге оскотинившегося современного человека рождается эквивалент известного своей жестокостью князя Физды — твоего предка, жившего в XII веке? Может быть даже, это твой внебрачный сын, о котором ты так мечтал...

Э л ь з а. Fi donc[73], господин граф. Он никогда мне не изменял.

М а г и с т р. Прошу не перебивать — это крайне важные мысли. Так вот, если б он, этот твой сын, знал, что он — твой сын, он не мог бы основать новую династию. Он должен быть настоящим первопроходцем — только тогда все начнется сначала и заново.

Ф и з д е й к о. Однако разве не чудесно, что мы сможем это наблюдать. Давайте удовольствуемся созерцанием. Для скотоправителеи мы слишком сложно устроены.

М а г и с т р. Доказано только одно: даже имея железные дороги, телефоны, броненосцы, ватерклозеты и газеты, люди способны оставаться таким же быдлом, каким были подданные твоих предков в пущах XII века. В этом состоит убийственная правда — то есть: несмотря на необратимость культурных достижений, цикличность — закон абсолютный, пока полностью не вымрет данный вид.