Дюбал Вахазар и другие неэвклидовы драмы

К р а н ц. Теперь уж я вам покажу, что такое евреи на надлежащих постах. Гений без места — ноль. Ну, Амалия — идем.

 

Вместе с Герцогиней и ф. Плазевицем уходит за стену, разминувшись с  Д е р  Ц и п ф е л е м. Хасиды выходят тоже, хором повторяя.

 

Х а с и д ы. Хамалаб, абгах, Зарузабель. Наконец-то у нас есть Мессия!

 

Exeunt[76].

 

Д е р  Ц и п ф е л ь. Что ж, еврейский вопрос временно решен. Через минуту будет солнечное затмение. Неизвестное темное небесное тело с немыслимой скоростью проносится мимо нас.

Я н у л ь к а. Ах, мне-то что за дело до евреев и до всяческих затмений. Я и сама — темная еврейка. На горизонте нет уже никого обыкновенного. А мне до того обрыдли все эти необычайные персонажи, что меня уже просто выворачивает. Я бы так хотела взять в мужья обычного розовенького хлыщика — бездумную, приятную куколку, чистенькую и хорошо одетую. А вы не можете разбудить Магистра, господин Дер Ципфель? Вы же столько трупов возродили к жизни. Я бы хотела поговорить с ним о будущем.

Д е р  Ц и п ф е л ь. Нет, Янулька. Над самоубийцами у меня власти нет. Но обрати-ка внимание на левого Урода. Смотри, что с ним творится.

 

Солнце внезапно гаснет. На сцене почти темно. Левый Урод поднимается и вдруг сбрасывает и маску, и платье. Оказывается, что это обыкновенный смазливый хлыщик-бубек — именно такой, о каком мечтала Янулька. В сером костюмчике и полуботинках с гетрами. Подходит к Янульке.

 

I I  У р о д. Янулька, я тебя люблю.

Я н у л ь к а. Я тебя тоже.

 

Закидывает ему руки на шею.

 

I I  У р о д - Б у б е к. Не будем ни о чем говорить — и нам, и всем прочим все хорошо известно по множеству реалистических пьес: французских, немецких, голландских, польских, даже литовских и румынских, а также из романов.

Я н у л ь к а. Ах, да и зачем об этом говорить? Все и так понятно. Вот только сердца у меня — нет: я люблю разумом. Великий Магистр вытравил мне сердце своей диалектикой.

I I  У р о д - Б у б е к. А у меня нет мозгов. Я был всего лишь уродом — пернатым и безногим.

Я н у л ь к а (заинтересовано). Правда? А тот, второй — он тоже бубек, как и ты?

 

Бубек молчит, смешавшись. Темнота приобретает красновато-бурый оттенок.

 

Д е р  Ц и п ф е л ь. Не советую разоблачать его — можете ужаснуться.

Я н у л ь к а. А я все-таки попробую.

 

Вдвоем с Бубеком идут к I Уроду.

 

Д е р  Ц и п ф е л ь (щупая спящему Физдейко пульс). Труп. (Подходит к Эльзе и измеряет пульс ей.) Тоже труп. Нездоровый воздух в этом замке. Я и сам — труп.

Я н у л ь к а (стоит перед I Уродом, не смея к нему прикоснуться). Выходит, я круглая сирота.

I I  У р о д - Б у б е к. Я заменю тебе всех.

Д е р  Ц и п ф е л ь. Ну же — дотронься до него, дитя мое. Раз в жизни прикоснись к последней тайне. А потом скотеней себе сколько влезет.

 

Янулька прикасается к I Уроду, тот моментально исчезает, т. е. проваливается в люк.

 

Я н у л ь к а. Как страшно. Я ужасно боюсь, впервые в жизни. Больше боюсь самой себя, чем всего этого. Однако есть вещи непостижимые. Но ведь ты не исчезнешь, прелестный мой бубечек?

I I  У р о д-Бубек. Никогда-никогда. Я навеки твой.

 

Великий Магистр вдруг переворачивается с боку на бок и, поначалу невразумительно бормоча, говорит, будто молится.

 

М а г и с т р. Бихулбаламбобамблагохамба — я мчусь в бесконечности предельных мыслей, стремящихся к нулю. Покоряю все новые территории тайн и колонизирую их своими идеями. Хуже всего — исправительная колония невысказанных идей. Я на перевале смысла и абсурда! Я уже там, где никто никого настигнуть не может, даже я сам не настигну себя в себе. И Бог, одинокий, сломленный старец, чье сердце надорвано ужасом и отвращением к неудавшемуся замыслу, созывает избранных на последний бал — бал, на котором все простят друг друга. Там я вижу всех нас и многих, многих других. Добейте меня! Я не хочу быть вечным. Прощаю Богу весь ужас дел его, но Бытия иного даже он сотворить не мог.

Я н у л ь к а. Бежим отсюда! Тут страшно!

 

Удирают с Бубеком в кусты.

 

Д е р  Ц и п ф е л ь (страшным голосом). Эй, трупы!!! Встать!!!