В течение многих лет Филлипс был членом конгресса США, в котором всегда возглавлял самые радикальные круги, требовавшие скорейшего и полного решения негритянской проблемы. Вся логика политической, классовой борьбы США второй половины XIX века привела этого человека, отличавшегося кристальной честностью, к выводу, что единственный путь решения всех проблем, в том числе и негритянской, — путь научного социализма, а главная революционная сила — пролетариат.
Для буржуазной Америки Филлипс был одиозной фигурой. Но когда молодой негр, родившийся и выросший в штате Массачусетс среди людей, гордившихся своей принадлежностью к аболиционистам, выступил с речью о жизни и деятельности этого великого аболициониста и революционера, то этот факт не вызвал какой-либо отрицательной реакции.
«Мое собственное выступление, — вспоминал Дюбуа, — имело успех: слушатели долго аплодировали, сочтя, что тему доклада я, как негр, выбрал для себя самую подходящую… Среди слушателей была и моя мать, гордая и счастливая».
Было бы интересным прочитать сейчас текст этого выступления, посмотреть, каковы были оценки шестнадцатилетнего Дюбуа деятельности одного из самых выдающихся аболиционистов Америки, но, к сожалению, это невозможно, так как текста выступления не сохранилось. Однако показательно то, что среди целой плеяды выдающихся деятелей американского аболиционизма Дюбуа выбрал самого революционного.
Конечно, шестнадцатилетний Дюбуа не имел ни малейшего представления о социализме и о путях и средствах решения негритянской проблемы в США. Но характерно, что сам Дюбуа к концу своей жизни, так же как и Уэнделл Филлипс, пришел к выводу, что социализм — это будущее человечества, что коммунисты — самые последовательные, убежденные, бескорыстные борцы за интересы всех рас и народов. Именно в силу этого убеждения на склоне своих лет Дюбуа вступил в Коммунистическую партию США.
Сильные аболиционистские традиции Массачусетса способствовали тому, что негритянская проблема не стояла в этом штате с такой остротой, как в других районах страны. И Дюбуа в детские годы не сталкивался с проблемой расового неравноправия. «В детстве, — вспоминал Дюбуа, — я почти не знал, что такое сегрегация или расовая дискриминация. Все мои школьные товарищи были белые, но я, естественно, принимал участие во всех играх, экскурсиях, церковных праздниках, вместе со всеми катался с горы, плавал, ходил пешком за город. Я хаживал почти ко всем моим школьным приятелям, ел с ними за одним столом, играл».
Но смуглый цвет лица и волнистые волосы выделяли Уильяма среди остальных ребят, он чувствовал, что его внешность привлекает внимание окружающих. А по мере того как он взрослел, Дюбуа стал обращать внимание на характерную закономерность: почти все цветные были беднее белых, причем даже в том случае, если они отличались трудолюбием, хорошим знанием своего дела, трезвым образом жизни.
На примере своих родственников Дюбуа видел, что неграм уготована судьба быть ремесленниками, рабочими, домашней прислугой, мелкими фермерами. В своем подавляющем большинстве эти негры умели только читать и писать. Прислушиваясь к разговорам своей родни, Дюбуа узнавал, в каких местах неграм живется лучше, где легче найти работу, где она выше оплачивается. Так ему становилось очевидным, что есть в мире то, что получило наименование «расовый барьер». Это был не личный опыт, но опыт родных и близких, который не оставлял никаких сомнений на тот счет, что негр в Америке — человек особого рода, что на своем жизненном пути его неизбежно ждут большие трудности и разочарования.
А после прихода к такому выводу невольно появлялась защитная реакция — попытка избежать всего этого. «Итак… — писал Дюбуа, — чтобы преуспевать в жизни и не чувствовать расового барьера, надо превосходить других, уметь все делать лучше. Если бы мои цветные родственники побольше учились в школе и не были вынуждены с ранних лет зарабатывать себе на кусок хлеба, они могли бы стать ровней белым. Так внушала мне мать. Никакой дискриминации по цвету кожи нет — все зависит от способностей и трудолюбия».
Дюбуа рос сдержанным и довольно молчаливым. Эти качества были у него от рождения, да и сама жизнь в Новой Англии в большой мере способствовала развитию этих черт характера. По традиции в Грейт-Баррингтоне в людях особенно ценили умение сдерживать свои чувства, немногословие. Кроме того, у Дюбуа установилась привычка уходить в себя при малейшей дискриминации, что сделало его довольно замкнутым человеком Но то, что было хорошо для Новой Англии или, во всяком случае, не обращало на себя внимания, в других местах могло быть неправильно понято и истолковано. Когда Дюбуа переехал в южные штаты, то негры там поражались, почему он не приветствует всех встречных на улице и не хлопает своих друзей по спине.