Дюк де Ришелье

Крестными его единственного сына стали сам Людовик XIV и принцесса Мария Аделаида Савойская; госпожа де Ментенон с нежностью заботилась о маленьком «херувиме», который в два года лишился матери. Обладавший выигрышной внешностью, подвижным умом и безрассудной храбростью, молодой герцог де Ришельё, получивший прозвище «французский Алкивиад[3]», в большей степени прославился любовными приключениями и дуэлями, из-за которых побывал в Бастилии. Более того, женщины сражались из-за него на дуэли! В 1718 году 27-летняя маркиза де Нель узнала, что ее ветреный любовник делит свой пыл между ней и ее двоюродной сестрой виконтессой де Полиньяк. В сентябре дамы стрелялись на пистолетах в Булонском лесу; маркиза была легко ранена в плечо. Ришельё же бросил обеих и переключился на Шарлотту Аглаю Орлеанскую, дочь самого регента! При этом он довольно неловко оказался замешан в заговор Челламаре (испанцы хотели отстранить от регентства Филиппа Орлеанского) и в марте 1719 года вернулся в Бастилию. Нависшие над ним обвинения выглядели более чем серьезно, так что регент сказал: «Если бы у господина де Ришельё было четыре головы на плечах, у меня нашлось бы за что отрубить ему все четыре…» И со вздохом добавил: «Если бы у него была хоть одна…» — после чего велел освободить преступника по просьбе своей дочери, безумно в него влюбленной. Взамен принцесса отказалась от своих планов выйти замуж за герцога де Ришельё (женившись в 15 лет, к двадцати он уже овдовел) и согласилась стать женой принца Моденского.

Герцог, писавший с грехом пополам, был единогласно избран во Французскую академию, основанную великим кардиналом, трое членов которой услужливо сочинили за него вступительную речь. Позже он стал почетным членом Академии наук. Однако в 1725 году, в 29 лет, его назначили послом в Вену, а через четыре года — в Дрезден, и он проявил себя умелым дипломатом. Он снова женился — на Елизавете Софии Лотарингской, которая родила ему сына Луи Антуана Софи (1736–1791) и дочь Жанну Софи Септимани (1740–1773) и умерла родами. В 1738-м Ришельё назначили наместником короля в Верхнем и Нижнем Лангедоке на юге Франции, и он довольно ловко предотвращал конфликты между католиками и протестантами. Когда же началась Война за австрийское наследство (1740–1748), он отличился во время кровопролитного сражения при Фонтенуа (1745), завершившегося победой французского оружия, и остановил продвижение австрийцев на Геную (1748), заслужив титул маршала Франции и получив право носить герб Генуэзской республики. В 1755-м его сделали губернатором Гиени (юго-западной провинции в бассейне Гаронны с центром в Бордо), где он последовательно отстаивал прерогативы короля перед бордоским парламентом. При этом герцог сделался пылким пропагандистом бордоских вин и ввел моду на них при дворе, где раньше употребляли только бургундское и шампанское. В Семилетнюю войну (1756–1763) он также отличился, победив англичан в морском сражении у Менорки (1756) и повоевав в Ганновере с герцогом Брауншвейгским (отнюдь не в белых перчатках: его прозвали «папашей-мародером»). Попутно он успел изобрести майонез (герцог был гурман) и дал свое имя белой кровяной колбасе с миндалем.

Блестящий царедворец (герцог был первым «комнатным дворянином», или камергером), маршал де Ришельё оказывал большое влияние на Людовика XV, пока не настроил против себя его фаворитку маркизу де Помпадур, отказавшись женить своего сына герцога де Фронсака на ее дочери мадемуазель д’Этиоль. (Ришельё заявил, что поскольку его покойная жена была принцессой Лотарингской, он должен испросить согласие на брак у главы этого рода, императора Священной Римской империи Франца I. Маркиза не смела на этом настаивать.) Его репутация распутника и бонвивана препятствовала его политической карьере. «Господин де Ришельё слишком легкомыслен, чтобы заниматься серьезными делами. Он больше способен к любовным интрижкам, чем к мудрым советам», — говорили о нем. Меняя любовниц как перчатки, он, однако, умел сохранять друзей, среди которых был и Вольтер.

Маршал прослыл щедрым меценатом — и всю жизнь, подобно своему отцу, был обременен долгами. Сохранив до преклонных лет живость ума и бодрость тела, он, однако, был смешон в своих попытках уберечь былую красоту. «Это древняя кукла, отвратительная на вид, иссохшая, как мумия, наштукатуренная, накрашенная, надушенная», — характеризовал 73-летнего маршала английский писатель Гораций Уолпол в письме госпоже Дюдефан в 1769 году. Лицо Ришельё напоминало печеное яблоко; будучи невысок, под старость он стал еще ниже ростом и ходил теперь на высоких каблуках. Однако этот смешной старик был окутан ореолом былых побед и приключений. Даже образ великого кардинала ушел в тень; теперь, когда говорили «сам Ришельё», подразумевали именно маршала.