Дьюма-Ки

– Все закончилось хорошо, насколько такое возможно на этой оконечности острова, – сказал я няне Мельде. – Могила у вас, конечно, не очень, но, возможно, надолго вы здесь не задержитесь, дорогая моя. Могу я оставить себе ваши браслеты? Им скорее всего еще придется послужить мне.

Да. Я опасался, что меня ждет еще одно испытание.

– Эдгар? – В голосе Уайрмана слышалась тревога. – С кем ты говоришь?

– С той, что действительно остановила ее, – ответил я.

И поскольку та, что действительно остановила Персе, не сказала, что просит вернуть браслеты, я оставил их на руке и приступил к тяжкому труду: подъему на ноги. С брюк на землю посыпались поросшие мхом керамические осколки. Левое колено (здоровое), по ощущениям, раздулось, брючина облепила его. Голова пульсировала от боли, грудь жгло огнем. Казалось, лестница высотой в милю, но наверху я видел очертания Джека и Уайрмана, наклонившихся над краем цистерны, чтобы подхватить меня, когда (если) я окажусь в пределах досягаемости их рук.

Я подумал, что сегодня луна в три четверти, и я не смогу увидеть ее, пока не выберусь из этой дыры в земле.

Я начал подниматься.

xiii

Луна, большая и желтая, поднялась над восточным горизонтом, осветив густые джунгли, отделявшие южную оконечность острова, и позолотив обращенную на восток сторону разрушенного особняка Джона Истлейка, где он когда-то жил с домоправительницей и шестью дочерьми… полагаю, жил достаточно счастливо, пока падение Либбит с возка не изменило всю их жизнь.

Луна также позолотила долго пробывший в воде, поросший кораллами скелет, который лежал на куче сорняков и лиан. Их выдрали Уайрман и Джек, когда очищали крышку цистерны. И когда я смотрел на останки Эмери Полсона, на ум пришли шекспировские строки, и я не удержался, продекламировал их: «Отец твой спит на дне морском… кораллом кости станут»[195].

Джека начало трясти, словно задул сильный холодный ветер. Он даже обхватил себя руками. Наконец он осознал, что нам грозило.

Уайрман наклонился. Поднял одну тонкую откинутую руку. Она беззвучно развалилась на три куска. Эмери Полсон пробыл в caldo долго, очень долго. Сквозь решетку ребер торчал гарпун. Уайрман вытащил его, для этого ему пришлось выдергивать наконечник из земли.

– А как вы не подпускали к себе этих близняшек-из-ада? Когда остались с разряженным пистолетом? – спросил я.

Уайрман сделал выпад, держа гарпун, как кинжал.

Джек кивнул.

– Да, я выхватил гарпун из-под его ремня и делал то же самое. Не знаю, как долго мы смогли бы продержаться… они были, как бешеные собаки.

Уайрман сунул за пояс гарпун с серебряным наконечником, который наконец-то упокоил Эмери Полсона.

– Раз уж мы заговорили о временном факторе, нам надо подумать о другом контейнере для твоей новой куклы. Какие будут предложения, Эдгар?

Он был прав. Я не мог представить себе, что Персе проведет следующие восемьдесят лет в ручке фонаря компании «Гаррити». Я уже задавался вопросом, как долго протянет перемычка между отделениями для батареек и лампочки. И кусок облицовки, вывалившийся из стены и упавший на керамический бочонок со столовым виски – случайность… или победа разума над временем после многих лет целеустремленной работы? Для Персе – подкоп, проделанный заостренным концом ложки?

Однако фонарь справился с отведенной ему ролью. Господи, благослови практичность Джека Кантори. Нет… звучит слишком убого. Господи, благослови Джека.

– В Сарасоте есть серебряных дел мастер, – продолжил Уайрман. – Mexicano muy talentoso[196]. У мисс Истлейк есть… было несколько его работ. Готов спорить, я могу заказать ему герметичный цилиндр, достаточно большой, чтобы вложить в него фонарь. Таким образом мы получим то самое, что страховые компании и футбольные тренеры называют двойной гарантией. Обойдется такой цилиндр недешево, но что с того? После всех юридических проволочек я стану очень богатым человеком. Я сорвал здесь банк, мучачо.

– La loteria, – вырвалось у меня.

– Si, – согласился Уайрман. – Чертова лотерея. Пошли, Джек. Поможешь мне сбросить Эмери в цистерну.

Джека передернуло.

– Ладно, но я… не хочу я прикасаться к нему.

– С Эмери я тебе помогу, – вызвался я. – Джек, ты держи фонарь. Уайрман? Давай это сделаем.

Вдвоем мы закатили Эмери в дыру в земле, потом побросали вниз те его части, которые оторвались… и которые мы смогли найти. До сих пор помню его костно-коралловую улыбку, когда он полетел в темноту к своей жене. Иногда, разумеется, мне все это снится. В этих снах я слышу, как Ади и Эм зовут меня из темноты, спрашивают, не хотел бы я спуститься, присоединиться к ним. И, бывает, во сне я это делаю. Бросаюсь в эту темную и вонючую дыру, чтобы оборвать воспоминания.

Это сны, после которых я просыпаюсь, крича, размахивая рукой, которой давно уже нет.

xiv