Дьюма-Ки

Прежде чем я закончил, замок (старый, маленький и, несомненно, проржавевший) сломался. Ступенька взлетела вверх и сорвалась с петель. Уайрмана качнуло назад. Джек его поймал, а потом я неуклюже, одной рукой, поймал Джека. Большой фонарь упал на пол, но не разбился. Яркий луч покатился, освещая холм из дохлых ос.

— Срань господня! — Уайрман поднялся. — Ларри, Курли и Мо.[186]

Джек поднял фонарь, направил в тайник под ступенькой.

— Что? — спросил я. — Есть что-нибудь? Ничего? Говори!

— Что-то есть, но не керамическая бутыль, — ответил он. — Металлическая коробка. Похожа на жестянку из-под сладостей, только больше. — Он наклонился.

— Может, лучше не трогать, — подал голос Уайрман. Но опоздал. Рука Джека по локоть ушла в тайник, и в первое мгновение я не сомневался, что сейчас его лицо вытянется в крике, когда что-то ухватится за руку и потащит вниз. А потом он выпрямился, держа в руке жестяную коробку в форме сердца. Протянул её нам. На крышке сквозь ржавчину едва проглядывал розовощёкий ангел. Под ним тянулись две строчки, написанные старомодным шрифтом:

ЭЛИЗАБЕТ

ЕЁ ВЕЩИ

Джек вопросительно посмотрел на нас.

— Валяй. — Теперь я не сомневался, что Персе в коробке нет. Испытывал разочарование и облегчение одновременно. — Ты нашёл, тебе и открывать.

— Там рисунки, — добавил Уайрман. — Должны быть.

Я тоже так думал. Но вышла промашка. Когда Джек снял ржавую крышку, в коробке-сердце обнаружилась кукла Либбит, и, глянув на Новин, я словно вернулся домой.

«О-о-о-ох, — казалось, говорили эти чёрные глаза и алый улыбающийся рот. — Я так долго здесь пролежала, противный парниша!»

iv

Когда я увидел, как куклу достают из коробки, словно выкопанный из могилы труп, жуткий, всепроникающий ужас охватил меня, взяв начало в сердце и распространившись по всему телу, грозя сначала расслабить, а потом парализовать все мышцы.

— Эдгар? — резко спросил Уайрман. — Что с тобой?

Я приложил все силы для того, чтобы взять себя в руки. Более всего на меня подействовала беззубая улыбка. Как и кепка жокея, она была красной. И, как в случае с кепкой, я чувствовал, что рехнусь, если буду слишком долго на неё смотреть. Улыбка, казалось, утверждала, что происходящее со мной в новой жизни — всего лишь сон, который я вижу, лёжа на койке в отделении реанимации, тогда как машины поддерживают жизнь в моём изувеченном теле… и, может, меня это устраивало, лучше просто быть не могло, потому что случившееся во сне не могло причинить Илзе вреда.

— Эдгар? — Джек шагнул ко мне, и кукла в его руке наклонилась вперёд, выражая насмешливое сочувствие. — Вы же не грохнитесь в обморок?

— Нет, — ответил я. — Дай на неё взглянуть. — А когда он попытался передать куклу мне, покачал головой: — Я не хочу её брать. Просто подними.

Он выполнил мою просьбу, и я понял, откуда взялось ощущение мгновенного узнавания, чувство возвращения домой. Не из-за Ребы или её недавней близняшки, хотя все три куклы были тряпичными, то есть похожими. Нет, причина заключалась в том, что я уже видел её на нескольких рисунках Элизабет. Только я решил, что на них изображена няня Мельда. В этом ошибся, но…

— Куклу подарила ей няня Мельда, — сказал я.

— Точно, — согласился Уайрман. — И она стала её любимой, потому что Либбит рисовала только эту куклу. Вопрос в том, почему она оставила её здесь, когда семья уезжала из «Гнезда цапли». Почему заперла в тайнике?

— Иногда куклы впадают в немилость. — Я смотрел на этот красный, улыбающийся рот. По-прежнему красный, пусть и прошло столько лет. Красный, как то место, куда уходят прятаться воспоминания, когда они ранены, и человек не может нормально соображать. — Иногда куклы начинают пугать.

— Её рисунки говорили с тобой, Эдгар. — Уайрман покрутил куклу в руке, вернул Джеку. — Как насчёт куклы? Она скажет тебе, что мы хотим знать?

— Новин, — сказал я. — Её зовут Новин. И мне бы хотелось сказать — «да», но со мной говорят только карандаши и рисунки Элизабет.

— Откуда ты знаешь?

Хороший вопрос. Откуда я это знал?

— Просто знаю. Готов спорить, она могла бы поговорить с тобой, Уайрман. До того, как я выправил тебе мозги. Когда у тебя ещё было шестое чувство.

— Этот поезд уже ушёл. — Уайрман порылся в пакете с продуктами, нашёл упаковку с ломтиками огурца, съел пару. — И что нам делать? Возвращаться? Потому что я чувствую, если мы отправимся в обратный путь, мучачо, то уже больше никогда не соберёмся с духом, чтобы прийти сюда ещё раз.

Я придерживался того же мнения. А вторая половина дня катилась к вечеру.