Дюма

31 июля 1838 года, когда Дюма обедал у Фердинанда, ему сообщили, что у матери второй инсульт. Врачи сказали, что нет надежды, привел священника. Сил описать это у него достанет лишь в 1855 году, а опубликовать — в 1866-м. «Очевидно, большое горе побуждает нас думать о тех, кого мы любим, как об утешителях…» Он написал Фердинанду записку, тот оставил гостей, пришел. «Я, бесконечно тронутый деликатностью принца, выскочил из дому, открыл дверь его кареты и, обняв его, заплакал, уткнувшись головой ему в колени. Он держал меня за руку и позволил мне выплакаться». Ночь в комнате с матерью: страх, угрызения совести, чувство сиротства. Наутро: «Взгляд, все еще сосредоточенный на мне, помутился…» К полудню глаза закрылись, «на обоих веках застыли слезы». Он стал звать, она с трудом открыла глаза. «Как и в первый раз, веки медленно упали, возможно, еще медленней; дрожь пробежала по телу, потом она сделалась недвижна вся, только губы вздрогнули и приоткрылись: дыхание, отлетевшее от них, коснулось моего лица. Это был последний вздох».

Он просидел у тела сутки, никого не пускал, молился, надеялся: она ему приснится. Нет. «С того дня вера моя угасла, и даже самые ничтожные сомнения рухнули в бездну отрицания; если бы существовало хоть что-то, хоть что-то, что остается от нас и после нас, — то мама не могла бы не прийти ко мне, когда я так ее звал. Стало быть, смерть — это прощание навеки». (На веру в Провидение отказ от религии не повлиял: его Провидение — закон, установленный Творцом для общества, как тяготение — для материи.)

4 августа похороны в Вилле-Котре, для себя заказал место рядом. Гюго выразил соболезнования — кажется, помирились. Художника Дюваля попросил сделать портрет матери, посвятил ей книжное издание «Актеи». Задумался об отце, написал «соотечественникам» на Гаити, предложив учредить фонд для памятника генералу Дюма; в письме говорилось, что героизм генерала — «доказательство того, что у нас, гаитян, есть чему научить старую Европу, столь гордящуюся ее цивилизацией». В фонд должны были жертвовать негры, где бы они ни жили, по одному франку. Но проект не осуществился. Надо ехать в Германию, одной пьесой сыт не будешь, договорился с «Парижским обозрением» о публикации путевых заметок под названием «Прогулки по берегам Рейна», они публиковались осенью 1838 года, а в 1854-м в газете «Родина» вышло дополнение к ним — «Беседы путешественника».

Поездка грозила сорваться: Нерваль переживал драму, актриса Женни Колон, его любовь, вышла замуж. Денег у него тоже не было, депрессия, Дюма выбил для него у Жоли аванс. Немецкого оба не знали, решили взять Иду переводчиком. Фердинанд дал рекомендательное письмо к бельгийскому королю, женатому на его сестре, Нерваль в Бельгию не хотел, уговорились встретиться во Франкфурте. 9 августа Александр с Идой приехали в Брюссель, король Леопольд I (милый человек, не путать с его сыном Леопольдом II, истребившим население Конго) принял любезно, вообще Бельгия, только что образовавшаяся в результате революции, — идеал, не хуже Швейцарии, всеобщее избирательное право, нет цензуры; везде люди живут как люди, а у нас?! Проехали Антверпен, Брюгге — все замечательно, в Льеже начались прусские порядки, то нельзя, это нельзя, слава богу, есть места похуже Франции. Дальше Экс-ля-Шапель, Кёльн, Кобленц, 26 августа Франкфурт, а Нерваля нет: в Баден-Бадене проигрался, уехал в Страсбург и там застрял, Дюма выслал ему денег на дорогу (все это напоминает совместные поездки практичного Хемингуэя с Фицджеральдом), пока ждал, посетил дом Гёте, еврейское гетто, ходил по салонам, куда его ввел редактор издававшейся на французском «Франкфуртской газеты» Шарль Дюран. Как рассказывал журналист Александр Вайль, «Дюма всюду влетал как бомба и демонстрировал свое остроумие каждому встречному», но был так обаятелен, что «все сердца ему раскрывались» и никто не мог ему противиться, в том числе жена Дюрана…