Дюна

– Его не заменить, – сказал он, – но у нас еще будут сыновья. Это обещает тебе Усул!

Он мягко отстранил ее и жестом подозвал Стилгара.

– Слушаю, Муад'Диб, – сказал Стилгар.

– Они идут сюда с корабля – Император и его люди, – сказал Пауль. – Собери пленных в центре зала. Держать их в десяти метрах от меня, если я не прикажу иначе.

– Слушаюсь, Муад'Диб.

Стилгар повернулся. Пауль услыхал возбужденный шепот фрименов: «Видите? Он знал! Никто не говорил ему – а он знал!»

Теперь в самом деле можно было услышать шаги императорской свиты и один из маршей Корпуса Сардаукаров, который сопровождавшая своего повелителя дворцовая гвардия тихонько напевала себе под нос для поддержания духа. Гурни Халлек, сказав что-то Стилгару, подошел к Паулю со странным выражением в глазах.

Неужели я потеряю и его? – подумал Пауль. Потеряю, как потерял Стилгара, и друг станет поклонником, верующим?

– У них нет метательного оружия, – доложил Гурни. – Я лично проверил.

Он оглядел зал, заметил сделанные приготовления.

– Фейд-Раута Харконнен тоже с ними, – добавил он. – Не впускать?

– Пусть входит.

– Там еще люди Гильдии. Они требуют каких-то особых привилегий. Угрожают введением эмбарго против Арракиса. Я им сказал, что передам Муад'Дибу их требования.

– Пусть угрожают…

– Пауль! – прошептала сзади Джессика. – Это же Гильдия!

– Вот я сейчас у нее клыки и выдерну, – пообещал Пауль.

И он подумал о Гильдии. О силе, которая так долго специализировалась в одном деле, что стала в конце концов паразитом, не способным существовать самостоятельно. Они никогда не осмеливались поднять меч… а теперь были уже и не в состоянии сделать это. Они могли бы захватить Арракис, когда осознали опасность использования «просветляющего» меланжевого наркотика Гильд-навигаторами. Да, они могли пойти на это, пережить день своей славы – и погибнуть. Вместо этого они предпочли жить моментом – плавать в своих безбрежных межзвездных морях в надежде, что по смерти старого хозяина появится новый и они по-прежнему будут жить его соками… Гильд-навигаторы с их ограниченным даром предвидения совершили фатальную ошибку: они решили всегда держаться спокойного и безопасного курса. А такой курс неизменно ведет в болото застоя.

Что ж, пусть посмотрят на своего нового хозяина и прикинут, смогут ли паразитировать на нем.

– И еще там с ними старая Преподобная Мать Бене Гессерит которая утверждает, что она – старый друг твоей… вашей матери.

– У моей матери нет друзей в Бене Гессерит.

Гурни вновь оглядел Зал и склонился к самому уху Пауля:

– С ними Суфир Хават, милорд. Я не сумел переговорить с ним наедине, но он с помощью наших старых знаков передал мне, что работал на Харконненов, думая, что вы погибли. И он дал знать, что должен остаться пока с ними.

– И ты оставил Хавата с этими…

– Он сам так хотел… И я решил, что так будет лучше всего. Если… что-то не так, он все равно в пределах нашей досягаемости. Если же он по-прежнему верен нам – у нас есть пара ушей во вражеском лагере.

Пауль вспомнил о вероятностных линиях будущего, увиденных им в пророческих видениях. Среди них была и такая, где Суфир Хават нес на встречу с ним отравленную иглу – Император велел ему пустить это оружие в ход против «этого самозваного герцога»…

Стражи у входа разошлись, образовав короткий живой коридор, сверкающий копьями и клинками. В наступившей тишине был хорошо слышен посвист широких одежд и шорох песка, нанесенного с улицы в залы дворца.

Падишах-Император Шаддам IV шел первым. Его шлем бурсега где-то потерялся, и рыжие волосы торчали вовсе стороны точно перья – монарх не успел привести себя в порядок. Левый рукав мундира лопнул по внутреннему шву; на Императоре не было ни пояса, ни оружия – но величие по-прежнему окружало его, словно невидимый кокон силового поля, заставлявший всякого держаться на почтительном расстоянии.

Но копья фрименов опустились крест-накрест перед ним, остановив повелителя Галактики там, где приказал Пауль. Свита и спутники Императора столпились позади – мозаика ярких цветов и лиц с застывшим на них потрясением, озвученная лишь неуверенным шарканьем ног.

Пауль обежал взглядом эту группу – заметил женщин, пытавшихся скрыть следы слез, холуев и прихлебателей, явившихся на Арракис насладиться победой сардаукаров и празднествами – и онемевших теперь от поражения. Увидел птичьи глаза Преподобной Матери Гайи-Елены Мохийям, яростно сверкающие из-под черного капюшона, а подле старухи – худого, угрюмого Фейд-Рауту Харконнена.

Время выдало мне его лицо, подумал Пауль.

Затем он перевел взгляд дальше – там, позади Фейд-Рауты, его внимание привлекло подвижное лицо, напоминающее о ловкой, изящной, но хищной ласке. Лицо, которое он раньше ни разу не видел ни в пророческих снах, ни наяву. Но лицо, которое, казалось ему, он должен бы знать; лицо, в котором было что-то пугающее.