Дюна

– Даже ваша Правдовидица, ваша гессеритка – и та трепещет, – сказал Пауль. – Есть множество других ядов, пригодных для дел Преподобных Матерей, но – после того, как в игру включаются Пряность и меланжевый ликер, – все они теряют силу.

Старуха плотнее запахнула свои бесформенные черные одежды и выбралась из толпы к самому частоколу федайкинских копий.

– Приветствую Преподобную Мать Гайю-Елену Мохийям, – проговорил Пауль. – Давно же мы не встречались – помните Каладан?

Та посмотрела мимо него на его мать:

– Да, Джессика, я вижу, что твой сын – это и вправду Он. За это тебе простится даже твоя мерзостная дочь.

Пауль подавил приступ холодной ярости и внешне спокойно одернул старуху:

– У тебя нет и никогда не было права прощать что-либо моей матери!

Старуха вперила в него глаза, встретив жесткий взгляд.

– Что ж, попробуй на мне свои трюки, старая ведьма! – сказал Пауль. – Ну, где твой гом джаббар? Попытайся взглянуть туда, куда ты не осмеливаешься смотреть, – и ты увидишь там меня! Я буду смотреть на тебя оттуда.

Старуха опустила глаза.

– Или тебе нечего мне сказать? – сурово спросил Пауль.

– Я ведь первой засвидетельствовала, что ты человек, – пробормотала она. – Не забудь этого… не запачкай память об этом…

Пауль возвысил голос:

– Посмотрите на нее, друзья! Вот перед вами Преподобная Мать Бене Гессерит, терпеливая в долгом деле. Она и ее сестры ждали – ждали девяносто поколений, чтобы гены сложились в должную комбинацию, которая в сочетании с определенными условиями породила бы того единственного человека, вокруг которого строились их планы… Смотрите, смотрите! Теперь она знает – девяносто соитий породили этого человека. И вот он – я… однако… я… никогда… не стану… делать… того, что нужно ей!

– Джессика! – завопила старуха. – Вели ему замолчать!

– Сама вели, попробуй, – ответила Джессика. Пауль бросил на старую Преподобную Мать яростный взгляд.

– За ту роль, которую ты сыграла во всем этом, – сказал он, – я бы охотно велел тебя удавить… И ты никак мне не помешала бы! – добавил он резко, видя, как она закаменела от ярости. – Но, по-моему, куда лучшим наказанием будет, если я оставлю тебя доживать твои годы без возможности коснуться меня или хоть в чем-то склонить на выполнение ваших планов!..

– Джессика, что ты наделала?! – простонала старая Правдовидица.

– В одном вам не откажешь, – продолжал Пауль. – Вы увидели часть того, что необходимо расе… но как плохо увидели вы это! Вы думаете контролировать генетику расы скрещиванием и отбором немногих «лучших», согласно вашему «основному плану»! Как же мало вы понимаете…

– Ты не смеешь говорить о подобных вещах! – прошипела старуха.

– Молчать! – рявкнул Пауль, и это короткое слово, казалось, материализовалось в нечто плотное, метнувшееся в воздухе от него к Преподобной Матери, и это «нечто» было послушно воле Пауля.

Старуха отшатнулась, почти упав на руки стоявших позади. Ее лицо потеряло всякое выражение и побелело от силы полученного психического удара.

– Джессика, – прошипела она. – Джессика…

– Я запомнил твой гом джаббар, – сказал Пауль. – Помни и ты: одним лишь словом я могу убить тебя!

Фримены в зале понимающе переглянулись. Разве не говорила легенда: «И слово его будет нести смерть и гибель вечную всякому, кто пойдет против дела праведных»?

Теперь Пауль повернулся к высокой принцессе, стоящей подле своего венценосного отца. Не сводя с нее взгляда, он обратился к Императору:

– Ваше Величество, мы с вами оба знаем выход из создавшейся ситуации…

Император метнул взгляд на дочь и воззрился на Пауля.

– И ты смеешь?.. Ты! Авантюрист без рода и племени, никто, выскочка из дикой…

– Вы уже признали меня своим «уважаемым родичем»… Так что довольно вздора.

– Я твой государь, – напомнил Император.

Пауль взглянул на гильдиеров – те стояли теперь у передатчика лицом к нему. Один из них кивнул Паулю.

– Я ведь могу и заставить, – заметил Пауль.

– Но ты… вы… не осмелитесь! – как-то скрежещуще сказал Император.

Пауль только молча смотрел на него.

Принцесса коснулась руки отца.

– Отец, – проговорила она шелковисто-мягким, успокаивающим голосом.

– Не пробуй на мне свои штучки, – буркнул Император и посмотрел на нее. – Тебе не нужно делать это, дочь. У нас есть еще ресурсы, которые…

– Но этот человек достоин быть твоим сыном, – сказала принцесса.

Старая Преподобная Мать, к которой вернулось самообладание, низко склонилась к Императору и зашептала на ухо.

– Она просит за тебя, – заметила Джессика. Пауль все смотрел на золотоволосую принцессу. Тихо он спросил у матери:

– Это ведь Ирулан, старшая, да?

– Да.

Чани приблизилась к Паулю с другой стороны, спросила:

– Ты хочешь, чтобы я ушла, Муад'Диб?

Он взглянул на нее:

– Ушла? Я больше никогда не отпущу тебя от себя.

– Но… нас ничто не связывает… больше.

Несколько долгих мгновений он смотрел на нее… наконец сказал: