Дюна

В изумленной тишине корабля император внимательно оглядел лица своих приближенных. Глаза у всех были широко раскрыты — люди все еще не могли поверить в то, что произошло. Раскрасневшаяся от волнения старая Предсказательница правды стояла, как черная тень, с надвинутым на лоб островерхим капюшоном. В поле зрения императора попали выжидательные лица обоих представителей Союза — они были единственные из всех, кому хоть как то удалось сохранить присутствие духа. Тем не менее один из них, тот, что был повыше ростом, держал руку у правого глаза, прикрывая его. Кто-то толкнул его под руку, и глаз стал виден. Человек этот потерял одну из маскировочных контактных линз, и его широко раскрытый глаз оказался совершенно синим, даже иссиня-черным. Более низкий протиснулся поближе к императору и сказал:

— Мы не могли знать как обернется дело.

А его высокий спутник, снова закрыв глаз рукой, холодно присовокупил:

— Но и этот Муаддиб тоже ведь не мог знать!

Эти слова вывели императора из состояния шока. Он с видимым усилием удерживал рвущиеся с языка бранные слова, поскольку они все равно не достигли бы цели: единственное, на что был нацелен разум навигаторов Союза, — это невозможность увидеть ближайшее будущее на этой равнине. Неужели эти двое так зависят от своего дара, что потеряли надобность и в своих глазах, и в своем разуме? — дивился император.

— Преподобная мать, — сказал он, — мы должны составить план. Она отбросила на спину капюшон и немигающим взором посмотрела ему прямо в лицо.

Взгляд, которым они обменялись, таил в себе полное взаимопонимание. У них осталось одно оружие, и они знали какое: предательство.

— Вызовите графа Фенринга из его покоев, — сказала Преподобная мать.

Падишах-император кивнул одному из своих приближенных, и тот поспешно вышел, чтобы исполнить приказ императора.

Он был воином и мистиком, великаном-людоедом и святым, хитрым и невинным, рыцарски-благородным и безжалостным, меньше чем Богом, но больше чем человеком. Побуждения Муаддиба не поддаются измерению обычными стандартами. В момент своего триумфа он видел уготованную ему смерть, но все же принял представительство. Можете ли вы сказать, что он пошел на это ради справедливости? Тогда какой справедливости? Помните, мы говорили о Муаддибе, который велел делать барабаны из кожи своих врагов; о Муаддибе, который отрицал все, что давало ему его герцогское прошлое. Он отмахивался от него и говорил: «Я — Квизатц Хедерах, и этого вполне достаточно».

Принцесса Ирулэн.

Пробуждение Арраки.

В вечер его победы Пола Муаддиба с почетом проводили в резиденцию правителя Арраки, некогда занимаемую Атридесами. Здание оставалось в том виде, в каком его оставил Раббан, не пострадало почти ничего, хотя грабители из города и побывали здесь. Часть мебели в главном холле была перевернута и разбита.

Пол вошел через центральный вход, сопровождаемый Гурни Хэллеком и Стилгаром. Эскорт прошел вперед, в большой холл, навел там порядок и приготовил место для Муаддиба. Одна из групп приступила к тщательному обследованию дома, чтобы удостовериться в отсутствии ловушек.

— Я вспоминаю день, когда мы с твоим отцом впервые вошли в этот дом, — сказал Гурни. — Мне тогда не понравилось это место, а сейчас оно нравится мне еще меньше. Любая из наших пещер была бы безопаснее.

— Он говорит, как настоящий Свободный, — сказал Стилгар и, заметив, что его слова вызвали на губах Муаддиба холодную усмешку, добавил: — Ты будешь переделывать этот дом, Муаддиб?

— Это место — символично, — сказал Пол. — Здесь жил Раббан. Заняв его место, я показал, кто победитель. Осмотрите дом, ничего не трогайте, только убедитесь в том, что Харконнены не оставили здесь ни своих людей, ни своих игрушек.

— Как прикажешь, — сказал Стилгар и с явной неохотой отправился выполнять приказание.

В холл, таща за собой оборудование, торопливо вошли связисты и принялись устраиваться возле массивного камина. Охрана Свободных, усиленная оставшимися в живых федайкинами, занимала места вдоль стен холла. Люди перешептывались, бросая вокруг подозрительные взгляды. Это место слишком долго было для них враждебным, чтобы они так сразу к нему привыкли.

— Гурни, пусть пошлют за моей матерью и за Чани, — сказал Пол. — Чани уже знает о смерти сына?

— Ей было послано сообщение, мой господин.

— Создатели отведены из долины?