Вот еще один ингредиент идеальной истории — вещество, чьи физические и химические свойства превзошли время. Без меланжа Преподобные матери ордена не смогли бы контролировать генетику человечества. Без меланжа рулевые Союза не смогли бы вести свои корабли в космос. Без меланжа миллиарды подданных империи погибли бы от наркотического голодания.
Без меланжа Муаддиб не смог бы пророчествовать.
Мы знаем, что верховная власть содержит в себе момент собственной гибели. Абсолютная точность предвидения смертельна.
Некоторые историки утверждают, что Муаддиба победили заговорщики — Союз, орден и аморальные ученые тлелаксу с их техникой «лицевого танца» — способностью изменять свою внешность. Другие называют имена предателей в собственном окружении Муаддиба. Они упоминают о тароте Дюны, который ослабил силу пророчества Муаддиба; указывают на ошибку Муаддиба, воспользовавшегося услугами гхолы — тела, воскрешенного к жизни и запрограммированного на убийство. Но им следовало бы помнить, что этот гхола — Дункан Айдахо, офицер Атридесов, погибший, спасая жизнь юного Пола.
Они описывают заговор квизарата, возглавляемый панегиристом Корбой; шаг за шагом исследуют план Корбы превратить Муаддиба в мученика, возложив всю вину на его возлюбленную Чани.
Как сообразуется все это с фактами истории? Никак! Только понимая губительную сущность способности к предвидению, можно объяснить природу этой колоссальной неудачи.
Надеемся, что другие историки сумеют это сделать.
«Нет четкой грани между богами и людьми: одни переходят в других».
Скайтейл, лицевой танцор тлелаксу, старался не думать о том, какой зловещий характер носит их заговор. Однако он снова и снова возвращался к печальной мысли:
«Я сожалею о том, что должен принести смерть Муаддибу».
Свою жалость он тщательно скрывал от своих соучастников. Сам же он находил, что ему легче понять жертву, чем преследователей — очень характерное для тлелаксу свойство.
Скайтейл держался в стороне от остальных. Сначала они обсуждали вопрос о возможности применения яда. Энергичное и яростное по сути, это обсуждение внешне выглядело бесстрастно и чопорно и проходило в манере, свойственной представителям Великих школ, когда затрагиваются их догмы.
— Тебе кажется, что он сражен, а он вновь невредим!
Это сказала старая Преподобная мать Бене Гессерит Гайус Хэлен Моахим, их хозяйка здесь, на Валлахе IX. Закутанная в черное, старуха сидела в плавающем кресле слева от Скайтейла. Капюшон абы был откинут, обнажив обтянутое сухой кожей лицо, обрамленное серебряными прядями волос. Глубоко запавшие глаза смотрели настороженно и сердито.
Она говорила на языке мирабхаза, со множеством гортанных согласных и дифтонгов. Этот язык хорошо передавал тончайшие оттенки эмоций. Преподобной матери отвечал Адрик, навигатор Союза. В его вежливом голосе звучала насмешка.
Скайтейл взглянул на посланца Союза. Адрик плавал в контейнере с оранжевым газом в нескольких шагах от него. Контейнер находился под прозрачным куполом, специально сооруженным для него Бене Гессерит. Продолговатое тело, отдаленно гуманоидное, с увеличенными плавниками-ногами и с перепончатыми кистями рук, рыба в чужом море, — это и был рулевой Союза. Вентиляторы его контейнера выбрасывали бледно-оранжевое облако, насыщенное запахом меланжа.
— Если так будет продолжаться, мы умрем от собственной глупости!
Это произнес четвертый из присутствующих — потенциальный участник заговора, принцесса Ирулэн, жена (но не настоящая, напомнил себе Скайтейл) их общего врага. Она стояла у контейнера Адрика, высокая, светловолосая красавица, в великолепном платье из голубой китовой шерсти и в такого же цвета плаще и шляпе. Золотые серьги блестели у нее в ушах. Она вела себя с аристократическим высокомерием, но что-то в выражении ее лица говорило, что усвоенный у Бене Гессерит самоконтроль дается ей с большим трудом.
Мысли Скайтейла обратились к деталям обстановки. Кругом расстилались холмы, грязные от тающего снега, отражавшего сероватую голубизну маленького бело-голубого солнца, повисшего над меридианом.
«Почему выбрано именно такое место? — подумал Скайтейл. — Бене Гессерит редко поступают беспричинно. Возьмем этот павильон: более просторное, но закрытое помещение могло вызвать у представителя Союза клаустрофобию: он привык к просторам своей родной планеты. Но построить такое место специально для Адрика — значило прямо указать на его слабость».
«А для меня лично что здесь приготовлено?» — вновь подумал Скайтейл.
— А вам разве нечего сказать, Скайтейл? — в упор спросила его Преподобная мать.
— Вы хотите втянуть меня в эту дурацкую борьбу? Мы имеем дело с потенциальным мессией. На него нельзя нападать открыто. Если мы превратим его в мученика, это будет нашим поражением.
Взоры всех присутствующих обратились на него.
— Вы думаете, это — единственная опасность? — снова спросила Преподобная мать своим пронзительным голосом.