Дюна

— Конечно же нет. Я просто веду к тому, что кто-то действует против нас, используя для этого устройство нашей жизни. Это умно, дьявольски умно. Я предлагаю отразить эту атаку, организовав нашу жизнь так, чтобы подобные клинья некуда было вбить.

— Вы обвиняете меня в распространении беспочвенных подозрений?

— Беспочвенных — да!

— Вас больше устраивают собственные подозрения?

— Это твоя жизнь состоит из подозрений, а не моя.

— Значит, вы ставите под сомнения мои возможности? Она вздохнула.

— Зуфир, я хочу от тебя, чтобы ты исследовал мою эмоциональную вовлеченность в это дело. Реальный человек — просто животное, без логики. Твое представление о логике неестественно, но оно продолжает оставаться таким. Ты — ментат, воплощение логики. И все же решение твоих проблем строится на том, что в самом прямом смысле слова образуется вне тебя, требует всестороннего изучения и деятельного исследования со всех сторон.

— Вы решили поучить меня моему ремеслу? — спросил он, не скрывая своего презрения к ее советам.

— Все, что находится вне тебя, ты можешь видеть и ко всему применить логику, — сказала она. — Но такова уж сущность человека, что, когда мы сталкиваемся с личными проблемами, мы тем неохотнее обращаемся к их изучению при помощи логики, чем более глубокими они являются. Мы склонны барахтаться на поверхности, обвиняя все что угодно, только не то, что действительно мучает нас.

— Вы, я вижу, пытаетесь разрушить мою веру в возможности ментата, — раздраженно бросил он. — Где бы я ни обнаружил попытку саботировать любое оружие из нашего арсенала, я бы без колебания обвинил виновных и уничтожил их.

— Хорошие ментаты питают здоровое уважение к ошибкам в своих расчетах, — сказала она.

— Я никогда не утверждал обратного.

— Тогда направь свое внимание на симптомы, видимые нам обоим: пьянство среди мужчин, ссоры; они болтаются и передают друг другу нелепые слухи об Арраки, они игнорируют самые простые…

— Это у них от безделья. Не пытайтесь отвлечь мое внимание, превращая простое в таинственное.

Она смотрела на него, думая о людях герцога, напивающихся в барах до такой степени, что от них разит, как из пивной бочки.

— Почему ты никогда не использовал мои возможности для службы герцогу? — спросила она. — Боишься соперничества?

Он пристально посмотрел на нее, и в его старческих глазах вспыхнул огонь.

— Мне известны некоторые приемы, которые преподают в школах Бене Гессерит… — Он умолк, нахмурившись.

— Продолжайте, — сказала она.

— Бене Гессерит — ведьмы! Мне известно кое-что об этих приемах, — сказал он. — Я наблюдал их у Пола. Ваша школа говорит людям: ты существуешь только для того, чтобы служить…

«Шок должен быть жестоким, и он почти подготовлен к нему», — подумала она.

— Ты с уважением слушал меня в Совете, — сказала она, — и все же ты редко следовал моим советам. Почему?

— Я не доверял вашим побуждениям как Бене Гессерит. Вы думаете, что видите человека насквозь, что можете заставить человека делать то, что вы…

— Да ты просто дурак, Зуфир! — выдохнула она. Он нахмурился и откинулся на спинку стула.

— Какие бы слухи о наших школах не доходили до тебя, — сказала она, — правда о ней гораздо более величественна. Если бы я захотела уничтожить герцога… или тебя, или любое другое лицо, находящееся в пределах моей досягаемости, ты не смог бы меня остановить.

И она подумала: «Почему я позволяю себе говорить такие слова? Меня не тому учили, я не этим должна его сразить».

Хават скользнул рукой в разрез туники, туда, где он держал крошечный металлический прибор с отравленными стрелами. «Она не окружена полем, — подумал он. — Все это одно лишь хвастовство с ее стороны. Я мог бы убить ее сейчас же, но что, если я ошибусь?»

Джессика заметила его жест.

— Будем молиться о том, чтобы насилие никогда не встало между нами, — произнесла она.

— Достойная молитва!

— Между тем непонимание между нами все растет и растет, — возразила она. — Я снова должна спросить тебя: разве не было бы более разумным предположить, что в расчеты Харконненов входит возбуждать подозрения и сеять между нами вражду?

— Похоже, что мы снова вернулись к мертвой точке, — сказал он. Она же вздохнула, подумав: «Он почти готов к этому».

— Мы с герцогом должны заменить нашему народу отца и мать, — сказала она. — Наше положение…

— Он на вас не женился, — сказал Хават.

Она с трудом заставила себя сохранять спокойствие, думая про себя: «Хороший ответный выпад».

— Но он не женился и ни на ком другом! И не женится, пока я жива… О чем это мы говорили? Да, я сказала, что разрушить естественное положение вещей, внести путаницу, сумятицу, разрыв — что может быть полезнее для Харконненов?

Он понял, к чему она клонит, и насупил брови.