Дюна: Пол

– Я тоже дитя, – сказала Алия, оставив другим делать выводы и сравнения. Она присела на скрещенные ноги на ступенях трона перед Полом, поправив черную, подогнанную по ее маленькому росту накидку – абу. – Думаю, брат мой, что мне нужен товарищ по играм.

Чем дальше, тем в большей степени я смотрю на себя глазами чудовища.

Принцесса Ирулан. Муад’Диб и джихад

Пол не спал седьмую ночь кряду и не мог скрыть этого от Чани. Она встала в предутренней мгле и вышла на балкон. Пол стоял там в одиночестве. Он прошел сквозь влажную занавеску в одной легкой рубашке, не надев конденскостюма и, значит, теряя драгоценную воду. Чани тоже не стала надевать костюм.

«Когда я забыл основные правила Арракиса? – подумал он. – Если я Император, то значит ли это, что вода – ничто для меня?»

Прислушиваясь к монотонному шуму большого города, Пол впитывал дрожание воздуха, смеси запахов, не отфильтрованных нософильтрами конденскостюма. Арракин напомнил ему муравейник, полный великим множеством суетящихся насекомых, каждое из которых нуждалось в том, чтобы за него кто-то думал и решал, чтобы кто-то распоряжался им.

Пол поднял голову, вгляделся в ночное небо, усеянное звездами, и попытался вообразить себе другие планеты, представить происходящие там сейчас битвы. Печально улыбнувшись, он вспомнил штрих, добавленный Ирулан к истории его жизни – штрих совершенно мифический. Ирулан написала, что в момент смерти герцога Лето небо над каладанским дворцом прочертил метеор…

– Мне больно видеть тебя каждую ночь таким встревоженным, любимый.

Он обернулся к Чани и испустил долгий вздох.

– Люди причиняют мне заботы и внушают печаль, моя Сихайя. С самого детства я знал, что все это должно было произойти, но я хотел, чтобы люди верили мне, чтобы они присоединились ко мне в моем странствии, чтобы они помогали мне и сотрудничали со мной, а не вынуждали меня быть тираном. Они повинуются мне не потому, что я делаю верные для человечества вещи, а только из-за того, что так велит им Муад’Диб. Если я выйду на улицу в любой час дня, меня немедленно окружит толпа, которая будет хором требовать: «Веди нас, милорд! Веди нас!» Неужели именно это нужно человечеству, неужели оно так падко на опасную приманку харизматического лидера?

– Может быть, тебе самому нужно руководство, Усул, – тихо сказала Чани, убрав прядь темных волос с уха Пола. – Руководство Шай-Хулуда. Наверное, тебе надо вспомнить, что значит быть фрименом. Выйди в пустыню, призови червя и соверши свой собственный хадж.

Он повернулся к ней и поцеловал в губы.

– Ты, как всегда, помогаешь мне ясно видеть. Только в пустыне дух человека умиротворяется настолько, что появляется истинная способность мыслить.

Именно в этом нуждались сейчас больше всего и Пол Атрейдес, и Император Муад’Диб.

Оставив на троне вместо себя Алию, он предоставил ей право принимать самостоятельные решения и отправлять императорские придворные обязанности, Стилгар был оставлен при Алие как советник и телохранитель (хотя она в этом и не нуждалась). Пол предложил Чани отправиться в пустыню вместе с ним, но она, внимательно вглядевшись в его лицо, отказалась.

– Тебе надо побыть в покое и одиночестве, Усул. Вам с пустыней есть что сказать друг другу.

Иногда она думала о таких вещах, которые просто не приходили ему в голову. Было такое впечатление, что разум Чани полон какой-то частью существа Пола, ему самому неведомой. Их отношения были чем-то большим, чем отношения мужчины и женщины или между родственными душами, не подпадая ни под одно заезженное клише. Чувства. Связывавшие этих двух людей чувства казались квинтэссенцией многовекового человеческого опыта.

На восходе солнца Пол сел в орнитоптер и улетел за разбитый Барьер, через водные каналы, отгонявшие червей от города, и приземлился на краю огромной безбрежной пустыни. К несчастью, у него не получилось отбыть в странствие по пустыне в одиночестве. За ним сразу последовала толпа помощников, советников и зевак. Корба прислал сообщение, что он позаботился о свите, чтобы Муад’Диба проводили с приличествующими ему почестями.

Не обращая внимания на эту толпу, погруженный в собственные мысли, он повернулся спиной к досаждавшим ему людям и пошел прочь от оставленного на краю песков орнитоптера. Пол направился к ближайшей дюне, откуда можно было призвать червя. Обернувшись через плечо, он с неудовольствием увидел восемь орнитоптеров и около сотни людей. Некоторые были одеты по обычаю пустыни, некоторые – в священнические одежды жрецов Кизарата. На трети не было даже конденскостюмов.

«Ладно, Корбе лучше знать». Когда дело дошло до того, что люди стали выходить в пустыню так, словно хотели посмотреть парад? Пол чувствовал, что чистота песков теряется у него на глазах. Фримены были так сильно очарованы чередой своих побед в джихаде, что перестали осознавать, что теряют свое наследие, теряют саму свою душу.