Дюна: Пол

– Это чистая экономика и чистая политика, – сказал он, стараясь не выглядеть оправдывающейся стороной. Он мог бы потратить часы, рассказывая о выгодах и преимуществах такого союза, но эти объяснения оставят Джессику равнодушной. Он уверил наложницу, что не любит Илесу, мало того, он просто ее не знает.

Джессика неподвижно сидела на кровати, храня на лице ледяное выражение.

– Я все очень хорошо понимаю, мой герцог, и уверена, что вы принимаете верное решение. Я – всего лишь наложница, и у меня нет права голоса.

– Черт возьми, Джессика, ты можешь говорить со мной откровенно!

– Да, милорд.

Она замолчала.

Лето долго не прерывал паузу, но он не мог равняться выдержкой с сестрами Бинэ Гессерит.

– Мне очень жаль, действительно жаль.

Господи, как же она была мила ему, несмотря на каменную непроницаемую маску.

– Я не ожидала от тебя ничего другого, Лето. Твой отец так тебя воспитал. Он внушил тебе, что жениться надо не по любви, а по политическому расчету. В конце концов отсутствие у него любви к супруге, леди Елене, отразилось в твоей нелюбви к изгнанной матери. Я видела портрет старого герцога. Я знаю, что он говорил и чему учил тебя. Так как же ты можешь поступать по-иному?

– Должно быть, ты ненавидишь его.

– Можно ли ненавидеть отлив за то, что он уносит прибрежный песок? Можно ли ненавидеть грозу за сверкающую молнию?

Лето подумалось, что Джессика сожалеет о том, что не застала старого герцога живым. Она многое могла бы ему сказать.

– Я буду заботиться о тебе и Поле, – с искренней убежденностью заговорил Лето. – Ты всегда будешь хозяйкой на Каладане. Ты всегда будешь со мной.

– Я верю обещаниям моего герцога. – Джессика отвернулась.

Пожелав ей доброй ночи, Лето ушел, но в эту ночь ему долго не спалось…

Слуги внесли подносы с «легкими закусками»: соты, сочащиеся серебристым медом, поджаренные древесные крабы в масле, кислые орехи. Лето ел и слушал рассказ об упадке экспорта Икацских лесных богатств – основной статьи внешней торговли. Арманд говорил об огромных затратах на фармацевтические исследования, тестирование лекарств и их производство. Медицинские химики и биофармацевты школы Сукк постоянно открывают в элаккских джунглях все новые и новые листья, лишайники, ягоды, коренья и грибы.

Особую важность эрцгерцог придавал абсолютному эмбарго, наложенному на торговлю с Грумманом, принадлежавшем виконту Хундро Моритани. Эрцгерцог дал прочитать Лето статью, гласившую: «Исключается экспортная продажа Дому Моритани любых предметов, могущих представлять какую-то ценность».

Арманд взял со стола официальный документ.

– Если вы женитесь на Илесе, то должны будете согласиться с этим условием, Лето. Я не могу изменить эту статью, точно так же, как не могу изменить форму листа дерева или ягоду кустарника. Это чудовище не получит ничего с моей планеты.

Когда-то Лето вел трудные переговоры, стараясь положить конец затянувшейся вражде между Икацом и Моритани, а Император даже отправил на Грумман своих сардаукаров. Но как только они покинули Грумман, виконт Моритани нанес следующий удар, публично казнив брата Арманда и его старшую дочь Санию, начав, таким образом, полномасштабную войну.

– Эта вражда когда-нибудь закончится? – поинтересовался Лето.

– Недавно мне пришлось выразить мое неудовольствие герцогу Праду Видалу, потому что он попытался нелегально вывезти отсюда партию груза вопреки моему недвусмысленному распоряжению. Пойманный за руку Видал просто предложил мне половину своей прибыли, надеясь, что я прощу его. Но я плюнул ему в лицо. Да, на самом деле плюнул! – Арманд моргнул, словно удивляясь своей несдержанности. – Он был вынужден принести официальные извинения за свои действия, ожидая того же от меня. Мои администраторы утверждают, что мы несем большие убытки от эмбарго, но что такое деньги? Я ненавижу весь род Моритани.

– Я слышал, что сын виконта страдает какой-то страшной болезнью, – рассудительным тоном заговорил Лето, – а лекарство можно купить только здесь, на Икаце. Если бы вы проявили сострадание и поставили виконту необходимое лекарство, то не появилась бы возможность мирного разрешения конфликта?

– Как я могу спасать его злосчастного сына, – ядовито вопросил эрцгерцог, – если он убил мою дочь? Отказывая Моритани в лекарстве, я заставляю этого безумца почувствовать боль, которую испытываю я и в которой повинен он, и никто иной. Наш спор может закончиться только истреблением моего или его Дома.

Эрцгерцог взял со стола маленький хрустальный флакон.

– Вот это редкое лекарство, в котором так отчаянно нуждается виконт. Необходимы месяцы работы для экстракции эзойт-поай, очистки и обработки. Да, я мог бы дать это лекарство Моритани. Я мог бы спасти его сына.

Арманд сжал флакон в ладони и с размаху швырнул его на каменный пол. Флакон разлетелся на мелкие сверкающие осколки.