— А как красиво Даниэль за ней ухаживал… Столько романтики… Весь глянец пестрил их фото… — отозвалась одна из коллег.
— А почему расстались? — поинтересовалась я, изображая светское любопытство.
— Никто не знает, — ответила Хельга. — Но все говорят, что именно Алекса разорвала помолвку с Даниэлем.
— Это, как раз, неудивительно, — поддержала разговор Аселия. — Я всегда говорила, что в этой паре любит он, а не она.
— Что не скажешь о только что увиденном. Мне кажется, Алекса влюблена… Вы видели ее взгляд? — отметила Хельга и все закивали.
— В Его Величество сложно не влюбиться. Завидный холостяк, — отметила Бриджит, еще одна королевская родственница, и в ее голосе прозвучали нотки гордости и уважения.
— Не удивлюсь, если именно наш король стал причиной. Он часто бывает у соседей в Нидерландах, — поддержала разговор Розамунда. — К тому же, они знакомы уже долгие годы.
— Да. Все может быть… — согласилась компания, а я стиснула зубы под приветливой улыбкой.
“Merde”, - выругалась я, чувствуя, как к ревности приплетается и злость. На Генри. На Элеонор и на все королевское семейство.
— Интересно, что Алекса здесь делает? — поинтересовалась Аселия.
— Она и ее отец будут почетными гостями королевского турнира, — со знанием дела кивнула Хельга.
— Так он же только через месяц… — удивилась Розамунда, но мне не нужен был ответ, чтобы оценить ситуацию.
Элеонор специально пригласила Алексу раньше и, уверена, поселит ее во дворце поближе к Генри. От этой мысли я вновь до боли в пальцах сжала чашку.
— Теперь понятно, почему Элеонор была в таком приподнятом настроении, — иронично отметила Розамунда, и я кивнула.
Да, теперь было понятно, почему Элеонор вышла. Увидев нас с Розамундой на подъездной дорожке, она решила разыграть этот спектакль с радушной встречей так, чтобы я его увидела. Но от этой мысли легче не становилось. Даже без этого театра, мизансцена Генри с другой женщиной, прижимавшейся к нему, была болезненной.
“Интересно, как бы повели себя Генри с Элеонор, если бы мы с Розамундой задержались и столкнулись с ними нос к носу на крыльце…” — пронеслась мысль. Одно я знала наверняка, меня бы не представили, как невесту короля.
— Судя по всему, все идет к свадьбе… — отметила Хельга.
— Ну, возможно, оно и к лучшему, — равнодушно пожала плечами Розамунда, а я, несмотря на внутреннее смятение, задумалась.
Мне всегда казалось, что Генри не из тех, кто будет идти на поводу у своей матери, и по-прежнему считала, что ему нужна женщина-аутсайдер.
— Конечно, к лучшему, — кивнула Хельга. — Если Генри женится на Алексе, то это прямая дорога к воссоединению двух королевских домов. Нидерландского и Бельгийского.
— А мне очень нравится шведская принцесса… — приняла участие в беседе Аселия, но Хельга с Розамундой покачали головой.
— Дело не только в “нравится”. Этот брак политически выгоден, — ответила Хельга со знанием дела. — В первую очередь, это упрочнение Бенилюкса. К тому же Нидерланды и Бельгия в недавнем прошлом были одним государством. Общая история. Общий язык. Общая граница. И пусть между фламандцами и валлонами есть разногласия, Его Величество превосходный политик и может сделать этот брак примиряющим эти два субъекта.
— И не забываем, что Алекса единственная из европейских принцесс, которая вот-вот наденет корону. Она первая в очереди на трон… — добавила Бриджит. — Я согласна с Хельгой, если она выйдет замуж за короля Бельгии, то воссоединение двух соседних королевских домов неизбежно.
— Не удивлюсь, если после свадьбы границы станут формальностью, — пошутила Хельга.
— Да, но только на наших, бельгийских, условиях, — подмигнула Бриджит.
— Это может нарушить принцип нерушимости границ… — задумчиво покачала я головой, вспоминая наши уроки с Эммой, но была согласна с коллегами.
Сегодня этот принцип уже устарел и был обусловлен различными факторами — географическим положением, экономическим потенциалом Европы, её местом в мировой истории и политике.
Я продолжала внимательно слушать коллег, а виски сжимало от боли. Генри не шел на поводу у матери. Он мог всерьез задуматься о женитьбе на принцессе, чтобы распространить свое влияние и на соседние Нидерланды, как он уже сделал с Люксембургом. С помощью этого брака король мог подмять весь Бенилюкс под себя.
Несмотря на то, что монархия во всех этих государствах являлась конституционной и делила свое влияние с парламентом, делегируя ему часть полномочий, все же правительство назначалось королём, он утверждал законы, имел право распускать парламент и назначал министров и судей, пусть и по согласованию с парламентом. И если в других странах королевская власть не несла никакой силы и была лишь красивой картинкой и данью традициям, то с Генри такой фокус не проходил. Я ни на секунду не забывала о возможностях Генри. О его сути. Он был и оставался серым кардиналом, основательно запустившим руку в европейскую политику и влиявшим на ход событий де-факто.