Дюна

— Они хотят, чтобы имя Атридесов потеряло популярность, — сказал герцог. — Подумай о тех Великих Домах Ландсраада, которые видят во мне некоторым образом предводителя, неофициального представителя. Подумай, как они отреагируют, если на меня ляжет вина за уменьшение их доходов. В конце концов, личная выгода прежде всего. Проклятая Великая Конвенция: ты имеешь право запретить разорять себя всякому! — Суровая усмешка искривила рот герцога. — И они будут поступать именно так, невзирая на все, что случится со мной.

— Даже если Харконнены применят атомное оружие?

— До такой наглости не дойдет. Никакого открытого нарушения Конвенции не будет. Но любые прочие гадости… даже запыление атмосферы и местное отравление почвы.

— Тогда зачем нам все это нужно?

— Пол! — герцог нахмурился, глядя на сына. — Если знаешь, где ловушка… — это первый шаг, чтобы в нее не попасть. Все это как в поединке, только много крупнее: финт в финте и вновь финт в финте… и так без конца. И нужно только все правильно понять. Зная, что Харконнены запасаются меланжем, зададим себе вопрос: а кто еще это делает? И получим список врагов.

— Так кто же они?

— И некоторые враждебные нам Дома, и некоторые из тех, на чью дружбу мы рассчитывали. Но сейчас нет необходимости их опасаться. Обнаружилась куда более важная фигура: наш обожаемый падишах-император.

Пол попытался глотнуть, горло вдруг пересохло:

— А если созвать Ландсраад и разоблачить…

— И враг поймет, что мы знаем, в какой руке нож? Ах, Пол, сейчас мы хотя бы видим нож. А кто знает, в чьи руки, куда его могут тогда перебросить? Если поднять этот вопрос на Ландсрааде, мы вызовем лишь великое смятение. Император будет все отрицать. Кто посмеет противоречить ему? И тогда мы выиграем лишь крохотную передышку, рискуя низвергнуть все в хаос… и откуда потом придется ждать следующей атаки?

— Запасаться специей могут начать все Дома.

— У недругов хороший отрыв… слишком давно они начали.

— Император, — проговорил Пол. — Это значит сардаукары.

— Безусловно, переодетые в харконненовские мундиры, — сказал герцог, — но и в них они останутся такими же фанатично преданными императору солдатами.

— Чем могут помочь нам фримены против сардаукаров?

— Хават говорил с тобой о Салузе-Секундус?

— Об императорской планете-тюрьме? Нет.

— Что, если она не только тюрьма, Пол? Есть один вопрос, ты еще не задавал его себе? Он касается императорского корпуса сардаукаров: откуда они берутся?

— Думаешь, с этой планеты-тюрьмы?

— Но ведь откуда-то они берутся…

— А новобранцы для вспомогательного войска, которых император требует от…

— В это нас хотят заставить поверить, дескать, сардаукары — просто наемники императора, которых готовят еще с юных лет. Иногда появляется какой-то слушок об инструкторах армии императора, но баланс сил в нашей цивилизации остается неизменным. С одной стороны, вооруженные силы Великих Домов Ландсраада, с другой — сардаукары и вспомогательные войска. Но сардаукары — это всегда сардаукары.

— Но все сообщения с Салузы-Секундус говорят, что СС — это сущий ад.

— Вне сомнения. Однако, если ты собираешься воспитать крепких, сильных, свирепых воинов, в какие условия их надо поместить?

— Но как потом добиться преданности от этих людей?

— Есть проверенные способы: играть или на их чувстве собственного превосходства, или на мистике тайного завета, или на духе общности пережитого страдания. Этого можно добиться. Подобные вещи делались издревле и не однажды на многих мирах.

Пол кивнул, не отрывая глаз от отцовского лица. Он чувствовал, что приближается некое откровение.

— Возьми Арракис, — произнес герцог, — за пределами городов и гарнизонов это ужасный мир, как и Салуза-Секундус.

Глаза Пола округлились: «Вольный народ».

— У нас будет возможность создать войско столь же грозное, как и сардаукары. Для этого потребуется терпение — занятие требует секретности — и деньги, чтобы всех полностью обмундировать и вооружить. Но Вольный народ живет на Дюне, и специя добывается там же. Поэтому и направляемся мы на Арракис, зная, что там ловушка.

— А Харконнены не знают о Вольном народе? 

— Харконнены презирали фрименов, охотились на них, как на зверей, даже не потрудились пересчитать их. Как же, обычное отношение Харконненов к населению собственных планет — тратить на людей лишь минимум, необходимый для поддержания жизни!

Герцог изменил позу, и металлические нитки, которыми был вышит ястреб на его груди, блеснули перед глазами Пола.

— Ты понял?

— Значит, мы ведем сейчас переговоры с Вольным народом, — ответил Пол.

— Я послал к ним делегацию во главе с Дунканом Айдахо, — сказал герцог. — Дункан горд и жесток, но любит правду. Я думаю, фрименам он придется по нраву. Если нам повезет, быть может, они будут судить по нему о нас. Дункан — воплощение строгой морали.

— Дункан — воплощение морали, — продолжил Пол. — А Гарни — доблести.

— Именно, — подтвердил герцог.

Пол подумал: «Гарни — один из тех, о ком Преподобная Мать говорила, что основа миров — это доблесть храбрых».

— Гарни доложил мне, что ты сегодня неплохо управлялся с оружием.

— Мне он говорил совершенно другое.