Дюрер

В мастерской Джорджоне встретил Дюрер впервые рыжего юношу, который, словно оруженосец, повсюду сопровождал Георга. Так состоялось его знакомство с молодым Тицианом. Оказалось, что и он учился у братьев Беллини, потом ушел к Джорджоне и теперь работает вместе с ним. О Джанбеллини говорил Тициан сдержанно и, как показалось Дюреру, даже с некоторым раздражением; нет, он не порочил его мастерство. И вместе с тем, как и его старший друг, был сердит; Джанбеллини, захватив в городе все привилегии, препятствует молодым пробивать себе дорогу. Вот и теперь приходится опасаться, что отобьет он заказ Немецкого подворья — ему это ничего не стоит при той поддержке, которую оказывает ему нынешний дож Леонардо Лоредан. Тем не менее Тициан сопровождал Дюрера в церковь святого Захария, где находился только что законченный Джанбеллини алтарь, и расхваливал его как последнее достижение венецианской живописи. Да, не притупила старость способности Беллини всегда искать новое. Отказался он окончательно от миогофигурных композиций — свел здесь число персонажей картины до четырех. Зато какая монументальность, какое умелое размещение фигур в пространстве, какая точная передача архитектурного окружения! Ничего лишнего, ничего, что рассеивало бы внимание! Колорит сведен к двум-трем основным тонам. Подобную же манеру Дюрер подметил еще у Джорджоне. Но у того это пока что было поиском, а здесь — зрелое мастерство. Нет, что и говорить — велик, безусловно велик этот старый Джанбеллини!

Тициан просил у Дюрера разрешения посещать время от времени его мастерскую, которую тот оборудовал в доме Пендера, где остановился. Просьба произвела на Дюрера благоприятное впечатление: знал, что в Венеции этого не требуется — здесь художники писали обычно в окружении своих знакомых, которые давали им советы и развлекали за работой рассказами, В немецких же землях такого обычая не было, и проявленное со стороны Тициана уважение растрогало его: конечно же, молодой друг будет желанным гостем. Нет у него секретов от венецианских коллег.

Только вот большой вопрос, когда удастся начать писать — ведь старшины подворья заказа пока что не передали. Это ставило его в трудное положение. Альбрехт надеялся, что получит задаток, который обеспечит ему на первое время беззаботное существование. Пришлось срочно заняться распродажей привезенных картин и гравюр. В торговых делах опыта у него нет, и никто ничего толком посоветовать не может. Надо искать перекупщиков. Поставленные ими условия повергли Дюрера в уныние: половина выручки мастеру, половина им. На меньшую долю не согласились даже тогда, когда узнали, что перед ними сам мессер Альберто, живописец из Нюрнберга. Конечно, знают они его имя и его работы, однако пусть не в обиду маэстро будет сказано: уж очень он плодовит, все лавки забиты его гравюрами. Можно поэтому понести и убытки. Приобрел Дюрер несколько «своих» гравюр и отправился с ними в Синьорию, к казначею-прокуратору, главе корпорации венецианских живописцев, просить защиты от людей без чести и совести, которые обкрадывают его, подделывают его работы.

Казначей-прокурор, перебирая янтарные четки, бросал исподлобья хмурые взгляды на Дюрера. Он-то лично разделяет возмущение мастера, но при чем здесь Синьория? Да и верно ли то, что это подделки? Может быть, просто заимствование. Тогда Дюрер только гордиться должен: раз воруют, значит, есть что украсть. Вряд ли это скажется существенно на доходах художника. Уже одно то, что получил мессер Альберто заказ на алтарь, возместит с лихвой убытки. Кроме того, венецианские мастера жаловались, что отбивает Дюрер у них верный заработок. Может, узнав об этом, сменит уважаемый мастер свой гнев на милость?

Рассказал живописец о своем визите к прокуратору на подворье, но поддержки не нашел: кто же жалуется на тех, с кем предстоит иметь дело долгое время? Полюбовно надо договариваться. Здесь ведь ничего не прощают. А что, если прокуратор «посоветует» отдать заказ другому? Прокуратор, правда, этого не сделал. Видимо, решил — не стоит пока ссориться с немцами. Дюрер заказ получил: алтарь для церкви святого Варфоломея на тему «Праздник четок», прославляющий богоматерь.

Сразу приступить к его выполнению Дюрер не мог. В каждом письме напоминал ему Пиркгеймер о долге и настойчиво просил, чтобы к рождеству обязательно прислал бы перстни и книги. Книги нужны для работы, перстни — для подарков друзьям, которых, по слухам, доходившим до Альбрехта, у Вилибальда стало еще больше. Очень быстро рассеялась печаль жизнелюбца-патриция. Снова веселился он напропалую, снова лилось рекою вино в доме на Главном рынке и хороводом вились вокруг Пиркгеймера женщины. Книги больших хлопот не доставили — их быстро подобрали по пиркгеймеровскому списку. А вот с перстнями и камнями пришлось повозиться.