Дюжина межгалактических мерзавцев

– Повезло вам, – откликнулся таргариец, – у нас воды в душевых сроду не было… А чтобы помыться, мы обсыпались песком и терли тело. Оно от этого краснело и саднило.

– Песо-о-ок? – протянул рангун, – я срок мотал среди скал. Там, на этой гребаной планете одни только булыжники. Вонь в помещениях стояла такая, что всех нас выгоняли на воздух по ночам. Чтобы не задохнулись.

– Воздух?! – вмешался я. – Однажды я провел две недели в карцере, в полной невесомости, в скафандре с разряженным баллоном. Такое наказание придумали для нас тюремные власти. Чуть не задохнулся.

– Вам давали скафандры? – оживился таргариец. – У нас за малейшую провинность выбрасывали на орбиту, без всякого скафандра. Лютовали сильно.

– Ты не знаешь, что такое власти лютовали, Робинзон, – заметил рангун, – у нас бунты регулярно случались из-за жестокости вертухаев. Забить кого-нибудь насмерть было в порядке вещей.

– Повезло вам, – неожиданно встрял Пузырь, – у вас хотя бы был порядок вещей. А у нас – полный беспредел.

Все на минуту замолчали. Только я посмеивался. Вернерианин, же так и не понял, над чем я потешаюсь.

– Хорошо сказал, – пояснил я. И тут мне выпала такая карта, что я понял – банкующий точно мухлюет, иначе почему у меня на руках одни козыри. В принципе, подобный расклад меня совсем не удивил. Потому что банковал я сам, и передергивал умело. Другие картежники не заметили ловкости рук, тупо пялились в свои карты – сплошные циферки, никаких картинок.

Так мы сидели долгие часы, коротая время в полете. Покидать кают-компанию никому не хотелось. Даже я, по праву считающий себе храбрее многих, испытывал приступы смутного беспокойства, стоило хотя бы на пять минут остаться одному. А еще меня отчего-то не покидало неясное чувство слежки. Казалось, будто кто-то следует по пятам, дышит в затылок. Я даже слышал периодически странный шелест и крадущиеся шаги, но когда оборачивался, сзади было пусто. То ли этот неуловимый наблюдатель обладал необыкновенной реакцией, то ли у меня начались подвижки психики. Все мы в разные периоды жизни прибегаем к лекарству от стресса. Доктор в изоляторе может выписывать успокоительные пилюли, продавец в обмен на кассовый чек выдаст несколько бутылок спиртного, наркодилер, послюнявив купюры, сунет незаметно в руку коробку с пьянящими колосками. Как никогда остро я ощущал, что лишен любых средств, способных привести в норму нервную систему. Во мне росло раздражение. Все вокруг казались врагами. С Красавчиком я теперь почти не общался. Он нашел себе нового друга в лице лемурийца. Эта парочка отдалилась от остальных, предпочитая азартным играм интеллектуальные шахматы. Меня не слишком удивляло появление этого тандема. Я и в тюрьме видел, как сапиенсы разделяются по социальному и психологическому принципу. Эти двое не слишком вписывались в наш сплоченный коллектив обыкновенных мерзавцев. Один обладал слишком нервной душевной организацией – таким бывает сложно в заключении и я, признаться, был удивлен тому, что он вообще выжил. Другой – напичканный знаниями от пяток до выпуклой макушки – являл собой яркий пример эрудированной элиты. Не зря его прозвали Умником. Таких высоколобых выскочек в уголовной среде не любили. Здесь ценилась хитрость, а не ум. И необходимые для выживания навыки, а не богатая эрудиция. В общем, Красавчик и лемуриец в коллектив не вписывались. Тем страннее выглядело, что оба они до сих пор живы.

Бородавочник Отец периодически напоминал о своем присутствии, начиная колотить в дверь. Иногда он требовал пищу, иногда впадал в религиозный экстаз и проклинал всех нас, желая нам самой страшной участи, вроде сдирания кожи и поливания свежих ран соляным раствором. Давно заметил, у тех, кто ратует за торжество милосердия, в мозгу прокручиваются самые кровавые картины. Поскольку самым небрезгливым среди нас являлся Пузырь, – вовсе в этом не уверен, но так уж я решил, – я отдал распоряжение, чтобы раз в сутки он забрасывал в каюту бородавочника сухой паек. Я, конечно, не самый добрый человек в галактике, но мне вовсе не хотелось, чтобы жизнь этого жестокого фанатика прервалась по моей вине. В конце концов, лично мне он ничего плохого не сделал. А то, что был законченным психом, так кто из нас без недостатков.

Однажды я даже поговорил с ним.

– Эй, – я постучал в дверь костяшками пальцев, – ты еще живой?

Он с ревом метнулся к выходу, ударил в створку плечом.

– Значит, живой, – удовлетворенно отметил я. – Ты не переживай так сильно. Как прилетим, мы тебя сразу отпустим на волю. Будешь обращать местных аборигенов в свою веру.

– Я до вас доберусь! До всех вас! – пообещал Отец.

– Интересно как, – усмехнулся я.

Тут мне пришло в голову: а вдруг это он выбирается каким-то образом из своего узилища и убивает? Заимел себе сообщника и тот выпускает его на волю – порезвиться.

Мысль была невероятной, и все же, мне стало не по себе. Надо бы, сказать федералу, решил я, пусть рассмотрит и эту версию.