Дюжина слов об Октябре

Был виден весь город. Сверкали купола собора и нескольких церквей. Слева дымила электростанция, справа дымили железнодорожные мастерские. Все станционные пути были забиты поездами. На Соборной площади невнятно гудела огромная толпа.

– Доктор, идите сюда! – позвал Загадов. – Хватит вам миловаться. В городе происходят исторические события, а вы думаете лишь о себе. Эгоист вы, доктор!

Дедушка с бабушкой подошли к обрыву.

– Демонстрация, что ли? – высказал дедушка предположение.

– Сейчас увидим.

Толпа двинулась по Славянской улице. Доносились густой гул, обрывки выкриков. Потом послышалась песня.

– Эге! Уж не революция ли начинается? – сказал Загадов.

– Продолжается, – уточнил господин Д.

– В нашем зачуханном Кырске – и революция?.. – скривился Загадов. – Значит, всерьез? Митингуют, кричат… скоро магазины мои начнут громить! Поглядите-ка, так и есть – идут к моей «Галантерее»!

Толпа прошла мимо загадовского магазина. Остановились возле Народного дома. Песня звучала громче. «Долго в цепях нас держали, долго нас голод томил!» – вот что пели демонстранты.

– Сейчас там будет митинг, – сказал дедушка.

– Где? В Народном доме?

– Конечно. Где же еще?

– Все это весьма интересно, – и господин Д. полез за часами. – Однако мне пора ехать… Когда уходит поезд?

– Через час, – сказал Загадов.

– Что ж мы тут стоим? Поехали, господа! Пошли в коляску.

– Васичка, я боюсь… – прошептала бабушка, прижимаясь к дедушке.

Он посмотрел на нее.

– Чего ты боишься, глупая?

– Сама не знаю…

Он улыбнулся. Ему вдруг стало очень хорошо и легко. У бабушки было светлое юное личико, в невысохших еще слезах. Он осторожно вытер пальцем эти слезы.

– Пойдем, Оля. Надо ехать.

– Смотри, смотри! Красные флаги! Ой, сколько флагов!

«…прыжок из царства необходимости в царство свободы…»

Ф. Энгельс

– …а на прощанье я хотел бы помириться с вами, – осторожно произнес господин Д., звонко постукивая ногтем по коньячной рюмке.

Вчетвером сидели в зале вокзального ресторана.

– У меня нет к вам личной неприязни, – хмурясь и не поднимая глаз, сказал дедушка. – Я вас даже готов уважать… но зачем было оскорблять русский народ? И это теперь! В настоящий момент!

– Господа, господа! – поморщился Загадов. – Опять вы о том же?

– Дорогой доктор, приношу вам свои извинения, – чуть склоняя голову, сказал Д. – Мне приятен ваш патриотизм, ваша горячность, запальчивость… да и русский народ мне симпатичен, но… как бы это помягче?.. Я в нем сомневаюсь.

– Вот видите! – воскликнул дедушка.

– За что же вы сердитесь на меня? За мою искренность? Почему вы так нетерпимы? Впрочем, я понимаю. Молодость всегда нетерпима…

– При чем тут моя молодость!

– Вася, перестань, – взмолилась бабушка, боясь, как бы дело не дошло до новой дуэли.

– Оля, но ты же знаешь мои принципы!

– И чем вы намерены заняться на Дальнем Востоке, дорогой друг? – обратился к путешественнику Загадов.

– О, программа очень обширная. Флора, фауна… этнографические исследования. Меня все интересует. А группа уже давно поджидает в Хабаровске… В дальнейшем хочу направиться в Японию. Планов много, очень много.

– Ну, что же. За ваши успехи!

– Благодарю.

Звон изящных рюмок, оранжевый свет коньяка.

К столику, боязливо оглядываясь, подошел дежурный по станции. Склонился возле Загадова. Тот выслушал, молча кивнул. Дежурный отошел в сторону.

– Вам пора, – сказал Загадов англичанину. – Пойдете с дежурным, а мы останемся здесь. Мне с вами нельзя – все в Кырске знают мою рожу, а там, на перроне, толкутся патрули вооруженных рабочих… До Иркутска придется ехать в товарном, уж извините… Вот канальи! Они, вишь ты, запретили движение пассажирских поездов. Запретили, а? Как вам это нравится? И вот знаменитый путешественник вынужден ехать в товарном вагоне. А что поделаешь? Обязательно сообщите об этом безобразии в Лондон, господин Д., обязательно изобразите в сатирических красках сей постыдный инцидент и нас не жалейте…

– Хорошо, хорошо, – перебил путешественник, вставая. – Мне пора. До свидания, господа. Рад был с вами познакомиться. Я вам очень благодарен за гостеприимство.

Дежурный стоял, прижавшись к пыльной колонне. Серое лицо его корчилось от страха и тоски.

«Кто не верит в победу сознательных смелых рабочих, тот играет в бесчестно-двойную игру…»

К. Бальмонт, ноябрь, 1905 г.

Коляска плавно катилась по Воскресенской, мимо закрытых магазинов и лавок. Тротуары забиты возбужденной толпой. Возле Народного дома – митинг, кто-то размахивает красным флагом.

– Ишь, разыгрались, – буркнул Загадов. – Сейчас бы на них казаков с нагайками.

– Как вы можете? – возмутился дедушка.

– А вы думали, я радоваться буду? Эти горлопаны на частную собственность посягают… воры!

– Это же революция!

– Бросьте, какая еще революция? Есть русское слово «бунт». Смута. Смутное время. А вам, доктор, я бы вообще советовал помолчать, умерить свой мальчишеский пыл. Вы мне, кстати, еще спасибо должны сказать…

– За что? – удивился дедушка.