Читаем Дива Никотина. История о том, как табак соблазнил мир полностью

...каждый столб подпирал какой-то попрошайка, все время державший руки в карманах штанов и высовывавший их наружу лишь когда хотел занять у кого-то табачной жвачки или почесаться. Все их разговоры обычно сводились к следующему:

— Хэнк, дай откусить табачку!

— Не, не могу — у самого на один укус осталось. Попроси Билла.

Возможно, Билл даст ему пожевать табак: возможно, он соврет, сказав, что у него ничего не осталось. У некоторых из этих попрошаек за всю жизнь в кармане не побывало и цента, не говоря уже о собственной табачной жвачке. Они все время занимают у кого-то табак... занимая у кого-то табачную жвачку, они обычно не пользуются ножом, чтобы отрезать себе кусочек. Нет, они зажимают «пробку» между зубами, руками хватаются за торчащий изо рта конец и дергают его изо всех сил, пока не разорвут «пробку» надвое — и иногда хозяин табака, с грустью глядя па возвращенный ему табак, говорит саркастически:

— Ну вот, дашь тебе откусить немного жвачки, такты отхватишь всю «пробку» [10].

Возможно, Диккенсу повезло, что он не добрался, до извивов Миссисипи — даже лондонские трущобы, которые он так любил, вряд ли подготовили его к встрече со столь непритязательной формой жизни. Старая привычка американцев жевать табак превратилась в массовое жевание резинки. Интересно, что цель жевания резинки — извлечение токсинов и очищение организма, тогда как жевание табака способствует очищению легких.

Лишь один аспект американской культуры вызывал у Диккенса еще большее отвращение, чем привычка плеваться, — рабство. Когда он посетил табачную фабрику, он встретил там сразу обе ненавистные ему вещи; объект его сочувствия, рабы, готовили предмет его неприязни, жевательный табак. Диккенс записал:

Здесь я увидел весь процесс — как табак отбирают, скатывают, прессуют, сушат, упаковывают в бочонки и пломбируют. Все это был жевательный табак, и на одном здешнем складе было его столько, что, казалось, хватит набить все жадные рты Америки. В готовом виде табак похож на жмыхи, которыми мы кормим скот; и даже если не вспоминать о последствиях, к каким приводит его жевание, он выглядит достаточно неаппетитно.

На другом берегу Атлантики, где рабство было запрещено, а жевание табака почти неизвестно, табачная промышленность процветала. Вновь перестроенная табачная фабрика в Севилье, как и ее предшественницы, работала на полную мощность, хотя в ее ассортименте со времен французской оккупации произошли некоторые изменения. После изгнания духовенства из монастырей и конфискации их богатств, спрос на нюхательный табак упал, однако потребности внешнего рынка в сигарах были огромны, да и на внутреннем рынке спрос на них был высок. Сдвиг производства с нюхательного табака на сигары вызвал потребность в увеличении числа работников. Сигары невозможно производить бочками, их приходится скручивать по одной. До 1829 года на Фабрике работали только мужчины, но они делали сигары слишком медленно и неаккуратно. Фабрика решила нанимать незамужних женщин, у которых пальцы более ловкие и которые, в отличие от обремененных семьей мужчин, готовы трудиться за небольшие деньги. Стали брать на работу молодых женщин из района Триана, с левого берега реки Гвадалквивир. Летом Севилья — настоящая печь, и девушки из Трианы, в том числе gitanas, цыганки, работали в одном нижнем белье, которого в те времена, как и сейчас, было не слишком много.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза