— А Натаха у нас красавица! — тётка засунула голову в кабину. — И работящая! Приедешь ещё, полюбуешься, дак, может, и в Москву с собой возьмёшь! Ты не стесняйся...
Муж вынул её из окна, стал что-то выговаривать, но Зарубин уже не услышал, потому как с места взял скорость, выбросив из-под колёс тучу песчаной пыли.
На обратном пути, проезжая мимо Пижменского Городка с единственным жилым домом Дракони, он внезапно заметил ещё одну дорогу, с тыльной стороны, без асфальта, недавно отсыпанную и вполне приличную. Свернул на неё и узрел совершенно иной ракурс — процветающая европейская деревня: ухоженные жилые домики с палисадами, асфальтовые дорожки и обилие цветников с георгинами. Посередине стояло модульного типа строение, будто на современной американской ферме, покрашенное в голубой цвет и стерильное даже снаружи. Вокруг ухоженный, стриженный газон, отдельные блоки с трубопроводами, вентиляционные короба, и всё дышит, действует как единый организм. Скорее всего, это и был маслозавод, где производили масло для кремлёвского общепита. Фасадный вид из-под горы с руинами и чертополохом был всего лишь прикрытием, чтобы отпугивать проезжающих.
Все эти чудеса в недрах запустения и разрухи охраняли автоматический шлагбаум и две видеокамеры, нацеленные, как пушечные стволы.
Зарубин перед ними и остановился, полагая, что сейчас к нему выйдут, однако кругом было ни души, и похоже, камеры стояли тут для острастки. Тогда он достал коробку с подарком Фефелова и пошёл за шлагбаум. В это время из крайнего блока вышла женщина в белом халате и с марлевой повязкой на лице, более похожая на доктора, чем на колхозницу. Зарубин вежливо поздоровался, но спросить ничего не успел.
— Это ещё что такое? — грубовато спросила она. — Ну-ка, выйди! Выйди отсюда!
Принимали в этом колхозе, прямо сказать, неласково, Зарубин отступил за шлагбаум и вежливо поздоровался.
— Как бы увидеть хозяйку, Диву Никитичну?
Женщина чуть отступила, смерила недоверчивым взглядом и оттянула маску на подбородок.
— Это я. Что нужно?
Никакой особенной красоты, разящей наповал, Зарубин не заметил: миловидная и самоуверенная особа лет за тридцать...
— Я привёз вам подарок от Фефелова, — он протянул коробку. — Вот, возьмите.
— Какого Фефелова? — вдова чуть сбавила напор. — Который из Москвы, что ли?
— Из Москвы, на охоту сюда приезжал...
Она говорила громко, чуть развязано, в поведении чувствовалось внутреннее простодушие, смешанное с барской, даже царской брезгливостью.
— Вот неймётся мужику! — усмехнулась Дива Никитична. — А что прислал-то?
— Не знаю, — сказал Зарубин. — Просил передать...
Она посмотрела на свои стерильные перчатки.
— Ну-ка, открой!
Разрезать упаковку пришлось ножом. В коробке оказалась ещё одна, такая же круглая, но обтянутая бар- хитом, как ларец и явно антикварного вида, на замочке и с золотым ключиком на тесьме. Подарок, кажется, Диву заинтересовал.
— Ишь ты, какая красивая... И что там внутри?..
Зарубин отомкнул замок и осторожно открыл ларец — там, в ложе из белого шёлка оказались серебряные, с позолотой, пяльцы для вышивки и стеклянная коробочка с набором золотых игл самой разной длинны и конфигурации. Сказать честно, вещи дорогие, старинные, и Дива, увидев всё это, восхитилась:
— Какая прелесть! Генеральский подарок... Ценная, должно быть, вещица?
— Антикварная.
В следующий миг она потеряла интерес и превратилась в избалованную вниманием барышню.
— Какие назойливые мужчины, — вымолвила она с жеманностью богатой невесты. — Знают, что не принимаю, и всё равно подарки шлют...
Снова спряталась под маску и хотела уйти.
— И что мне теперь с этим делать? — спросил Зарубин.
— Поедешь по берегу, увидишь омут глубокий, так в воду брось, — посоветовала она.
— Может, обратно вернуть? Вещица дорогая...
Дива рассуждала без прежнего простодушия, неожиданно многозначительно и даже жёстко:
— Вернуть — напрасную надежду подать. А станет спрашивать, скажи, я сама в реку бросила. Русалкам подарок в пору, пусть вышивают. У них на дне ниток много и времени не счесть...
Зарубин не знал даже, что и сказать, Дива Никитична гордо удалилась, а он остался стоять с коробкой в руках, физически ощущая, что за вдовой потянулся некий инверсионный след, выхлоп, по которому можно судить о силе двигателей. Обычно в таких случаях восхищённо говорят: какая женщина! Но Зарубин восторга не испытал, а силу её отнёс к ведьминскому характеру: вдова привыкла к вниманию мужчин и вертела ими, как хотела, включая губернатора.
После столь неудачного знакомства с хозяйкой фермы он не стал более искушать судьбу и поехал к Костылю.