— Давай подождём, — предложил он, — У меня предчувствие нехорошее. Если сейчас пойдём, один из нас утонет. Могу даже сказать кто.
— А говорил, лучший проводник! — с ядовитой мстительностью произнёс Зарубин и сам это услышал. — Знал бы — не поехал...
— Я на самом деле лучший, — невозмутимо сказал тот. — Только ночью. А днём ходить опасно.
— Вы же днём кикимору на телеге катали?
— Никого мы не катали! С чего ты взял?
— Баешник из Красной Пижмы рассказывал.
— Нашёл кого слушать!.. На что ей телега, когда она гуляет по топям, мха не касаясь?
— А одеяние у неё из чего?
Борута почему-то посмотрел на свои ладони.
— Белёная крапивная мешковина, — со знанием дела сказал он. — И вся битыми ракушками посыпана, руками не возьмёшь...
Хоть что-то было правдой!
Зарубин спустился с берега к залитому водой тыловому шву болота, прошёл по гнилым, утопающим в жиже мосткам и ступил на мшистую землю. Пятнистая, ярко-зелёная марь источала некий свой свет и казалась сплошным зыбуном, однако на ней виднелись колеи от какой-то техники. Туземцы считали, это кикимора катается на своей телеге, но Борута отрицал, уверяя, что у него есть болотоход на дутых колёсах собственной конструкции. Правда, сейчас сломался, запчастей не хватало, а так бы они прокатились с ветерком. А вот Дракоши, зятья покойного Дракони, могли по топям ходить, аки посуху, потому что вся семья — сила нечистая. Однажды Борута сам видел, как все трое зятьёв с его дочерями шли по мари, даже травы не касаясь, да ещё каждый нёс пестерь с ягодами вёдер на пять. Академик пытался их на болотоходе догнать — куда там!..
Зарубин прошёл по мшистому, кочковатому болоту полсотни метров и встал перед пузырящейся и кем-то взбаламученной топью. Даже из-за собственного самоудовлетворения идти дальше было опасно. Говорят, в до- ринских зыбунах только в памятной, современной истории утонуло более десятка человек, в основном бабушек, которые и доныне ходят по морошку. Вологодским старушкам не быть не жить — надо заготовить на зиму этой ягоды, чтоб сварить морошкового варенья. Кислого из-за недостатка сахара, насыщенного косточками, вязнущими в зубах, но почти священного, и риск угодить в трясину их не держит. По свидетельству Боруты, у туземцев есть даже особая молитва к кикиморе, чтоб пустила в свои владения и пронесла мимо гиблых мест. Передавать её в чужие уста нельзя, сразу силу потеряет, но когда они вернутся из деревни колдунов, пообещал предоставить текст для научных целей.
Зарубин потоптался для вида, щупая ногами зыбун, оглядел светлеющее пространство мари и вернулся на берег. Борута взирал на него в прищур, и казалось, во лбу горит третий глаз.
— Ладно, пошли, — хмуро согласился Борута. — Раз тебе не терпится дивьё лесное посмотреть, рискнём... Только, чур, если кто из нас тонуть станет, другому не выручать. Обоих засосёт. Согласен?
Пугал, паршивец!
— Согласен!
Ни мокроступов, ни шестов не предложил, велел идти след в след, и больше ничего. Марь под ногами лишь чуть колыхалась и казалась вполне проходимой, под мхом угадывалась песчаная твердь и даже вода не выступала. Сначала Борута вёл напрямую, затем пошёл зигзагами, огибая чёрные окна иногда по самому их краю и на ходу поясняя, дескать, тут щучьё на блесну берёт, тут зимой окуней можно таскать, а здесь бабка из Пижменского Городка утонула. С жадности нагребла трёхвёдерный пестерь морошки и в трясину угодила, драгоценной ноши так и не бросила, с ней и в болото ушла в этом месте, третья по счёту. Прежних утопленниц не доставали, а эту вынули вместе с пестерем, а скинула бы, так преспокойно выползла. Ягоду её товаркам отдали, так они её помыли в воде и варенья наварили — чего добру пропадать?
И продемонстрировал, что топь в этом месте человека держит: перекинул рюкзак и, балансируя, перебрался сам. Зыбун напоминал батут, ноги увязали всего-то по щиколотку, однако если на секунду задержаться, начинал проседать, образуя воронку, заполняемую бурой водой, по уверению проводника, настоянной на костях пижменских ягодниц. А иногда из чёрной пучины черепа всплывают, а то и целые тела, поскольку в болотной жиже есть бальзамирующие вещества.
Пугал, стервец!