– Нет, знаешь, – жестко возражаю я. – Ты знаешь, кто наши родители. Знаешь, кто наши друзья. Как по-твоему, отец Сьюзен испорчен?
– Что я знаю? Что мне позволили знать? Нам не разрешали задавать вопросы, Беатрис, нас лишали знаний! А здесь…
Он поднимает глаза, и в плоском круге зеркала над головами я вижу две крошечные фигурки размером с ноготь. «Вот наше подлинное отражение, – думаю я. – На самом деле мы такие же маленькие».
– Здесь информация свободна, она всегда доступна, – продолжает он.
– Эрудиция не Правдолюбие. Здесь есть лжецы, Калеб. Есть люди, настолько умные, что знают, как тобой манипулировать.
– По-твоему, я бы не понял, если бы мной манипулировали?
– Если они такие умные, как ты считаешь, то не понял бы. Думаю, ты ничего бы не знал.
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. – Он качает головой.
– Ага. Откуда мне вообще знать, на что похожа испорченная фракция? Я всего лишь обучаюсь на лихача, ради всего святого, – фыркаю я. – По крайней мере, я знаю, где мое место, Калеб. А ты решил пренебречь тем, что мы знали всю жизнь… Эти люди высокомерные и жадные, и они никуда тебя не приведут.
Его голос становится жестче.
– Пожалуй, тебе пора уходить, Беатрис.
– С удовольствием. Да, и вряд ли тебе это важно, но мама просила передать, чтобы ты исследовал симуляционную сыворотку.
– Ты ее видела? – Он кажется задетым. – Почему она не…
– Потому что! – рявкаю я. – Эрудиты запретили альтруистам посещать свой лагерь. Разве эта информация не была тебе доступна?
Я протискиваюсь мимо него, иду прочь от зеркального грота и скульптуры и ступаю на тротуар. Мне не следовало уходить. Теперь лагерь Лихости кажется домом – по крайней мере, там я точно знаю, на чем стою, а именно на неустойчивой почве.
Толпа на тротуаре редеет, и я поднимаю взгляд, чтобы узнать почему. В нескольких ярдах передо мной стоят два эрудита со сложенными на груди руками.
– Прошу прощения, – произносит один из них. – Вы должны пройти с нами.
Один мужчина идет за мной по пятам, так что я чувствую его дыхание затылком. Другой ведет меня в библиотеку и далее по трем коридорам к лифту. За библиотекой деревянный пол сменяется белой плиткой, и стены мерцают, как потолок в комнате проверки склонностей. Мерцание отражается от серебристых дверей лифта, и я щурюсь, чтобы что-либо разглядеть.
Я стараюсь оставаться спокойной. Задаю себе вопросы из учебного курса Лихости. «Что делать, если кто-то нападает из-за спины?» Я воображаю, как бью локтем назад, в живот или пах. Воображаю, как бегу. Жаль, у меня нет пистолета. Это мысли лихача, и они стали моими.
«Что делать, если нападают сразу двое?» Я иду за мужчиной по пустому мерцающему коридору в кабинет. Стены сделаны из стекла… пожалуй, я знаю, какая фракция разработала проект моей школы.
Женщина сидит за металлическим столом. Я смотрю ей в лицо. То же лицо господствует в библиотеке Эрудиции, оно приделано к каждой выпускаемой ими статье. Как давно я ненавижу это лицо? Я не помню.
– Садись, – говорит Жанин.
Ее голос кажется знакомым, особенно когда она раздражена. Ее прозрачные серые глаза останавливаются на мне.
– Я постою.
– Садись, – повторяет она.
Я определенно уже слышала ее голос.
Я слышала его в коридоре, она разговаривала с Эриком, перед тем как на меня напали. Я слышала, как она упоминает дивергентов. Но я слышала его и раньше… слышала в…
– Это был ваш голос в симуляции, – говорю я. – В смысле, на проверке склонностей.
Она – та опасность, о которой меня предупреждали Тори и мать, опасность быть дивергентом. Сидит прямо передо мной.
– Верно. Проверка склонностей на данный момент – мое величайшее достижение как ученого, – отвечает она. – Я просмотрела результаты твоего теста, Беатрис. Очевидно, с ним возникли проблемы. Он не был записан, и твой результат пришлось вводить вручную. Тебе известно об этом?
– Нет.
– Тебе известно, что ты одна из двух людей за все время, которые получили результат «Альтруизм», но перешли в Лихость?
– Нет.
Я пытаюсь скрыть потрясение. Кроме нас с Тобиасом – никого? Но его результат был настоящим, а мой – поддельным. Значит, на самом деле он один.
У меня сводит живот при мысли о нем. Сейчас мне плевать, насколько он уникален. Он назвал меня жалкой.
– Что заставило тебя выбрать Лихость? – спрашивает она.
– Какое это имеет значение? – Я стараюсь смягчить свой голос, но получается плохо. – Разве вы не собираетесь наказать меня за то, что я покинула свою фракцию и отправилась на поиски брата? «Фракция превыше крови», верно?
Я делаю паузу.
– Кстати, как вообще я оказалась в вашем кабинете? Разве вы не важная шишка?
Возможно, это немного осадит ее.
Ее рот на мгновение кривится.
– Наказание оставим лихачам. – Она откидывается в кресле.
Я кладу руки на спинку кресла, в которое отказалась сесть, и стискиваю пальцы. За ее спиной – окно с видом на город. Поезд лениво поворачивает вдалеке.
– Что до причины твоего присутствия здесь… моей фракции свойственно любопытство, – продолжает она, – и, изучая твои записи, я обнаружила еще одну ошибку с симуляцией. Ее также не удалось записать. Тебе известно об этом?