Диверсант

Он случайно оказался недалеко от истины. Кашка — вид цветка. В Кашкине я узнал старшего лейтенанта Цветкова. Он был опытный подрывник, но со временем стали сказываться усталость, перенапряжение. Цветков нервничал, храбрость его порой граничила с безрассудством. Так было и в последнем бою. Он взорвал эшелон с войсками. Надо было отходить. Но Цветков нарушил запрет и ввязался в бой. Его тяжело ранило. Цветкова вынесли товарищи. Он умер у них на руках. Похоронили его в глухом уголке Эстремадура».

Дальше генерал Хаджи Мамсуров рассказывал о старике-испанце, его звали Баутиста. Он был против убийства людей, считал это грехом. Ксанти поведал Хемингуэю о старике.

И вот в романе старик Ансельмо говорит: «По-моему, людей убивать — это грех. Даже если это фашисты, которых мы должны убивать». И тем не менее в критический момент он убивает часового и гибнет сам.

В жизни, к сожалению, было все трагичнее. После нападения отряда диверсантов на аэродром в Севилье, где они уничтожили семнадцать самолетов, старик Баутиста попал в руки фашистов. Его ждала страшная смерть. Фашисты соорудили крест, распяли на нем партизана и подожгли.

Узнал Хаджи Джиорович в романе и Марию, дочь мэра одной из деревень, который помогал партизанам. Фашисты надругались над ней. А ведь в жизни, в отличие от романа, она была совсем ребенком, двенадцатилетней девочкой.

Командир партизанского отряда, мексиканец Мигель Хулио Хусто, в книге предстает в образе Эль Сардо, а испанская Шура (так прозвал ее поляк Макс Тадек) похожа на одну из персонажей романа — Пилар.

Можно перечитывать роман еще и еще раз и находить в его героях все новые черты испанских интербригадовцев. Откровенно говоря, искал и я в литературных образах штрихи легендарного Ксанти. И находил: и в подрывнике Роберте Джордане, и в генерале Гольце, и, возможно, еще в ком-то. Хемингуэй наделил чертами Хаджи Мамсурова многих героев своего романа.

Судьба Ксанти оказалась ярче и счастливее, чем судьба литературного персонажа, даже такого писателя, как Хемингуэй. И это настоящее счастье, что Хаджи Мамсуров не погиб в Испании. Хемингуэй написал в своем романе поистине великие слова, которые, как мне кажется, так органично вписаны в жизнь Мамсурова, словно были рождены вместе с ним: «Пусть не говорят о революции те, кто пишет это слово, но сам никогда не стрелял и не был под пулями… кто никогда не видел, как пуля попадает женщине в голову или в грудь, или в спину; кто никогда не видел старика, у которого выстрелом снесло половину головы, кто не вздрагивал от окрика "Руки вверх!"; кто никогда не стрелял в лошадь и не видел, как копыта пробивают голову человека… кто никогда (пожалуй, хватит, ведь продолжать можно до бесконечности!) не стоял на крыше, пытаясь отмыть собственной мочой черное пятно между большим и указательным пальцем — след автомата, когда сам он закинут в колодец, а по лестнице поднимаются солдаты…»

Разведчик-диверсант Ксанти все это видел, все это было с ним.

Однако роман, пусть и великий, это далеко не одно и то же, что реальная война, жизнь на войне. Теперь, думается, пришло время отложить в сторону книгу Хемингуэя и рассказать об испанских фронтовых буднях Хаджи Мамсурова. Тем более, что реальность намного превзошла самые яркие художественные фантазии Хемингуэя.

«Я полюбил его…»

В тот день несколько разведывательно-диверсионных групп вернулись с пустыми руками. Они были заброшены в тыл франкистов с одной-единственной задачей — захватить языка. Желательно, штабного писаря, а лучше всего — офицера.

По оперативным данным, фашисты готовились к большому наступлению на Мадрид — подвозили боеприпасы, подтягивали резервы… Теперь оставалось узнать главное: когда будет это наступление.