Диверсант из рода Нетшиных (СИ)

в которой в Полоцке празднуют победу, одержанную княжичем Федором при Юрьев-граде, и обсуждают планы предстоящей далее зимней военной кампании

Победу под столицей эстляндской земли Унганнии и одновременно Дерптского епископства Юрьевом, или как называли его немцы, Дорпатом, праздновала, казалось, вся земля полоцкая. К возвращавшейся вместе с Федором Константиновичем (Андреем Александровичем, конечно, но кто ж про то ведает?) рати вывалил, пожалуй, весь десятитысячный почти город, включая стариков и совсем малышню, что, почитай, только осенью ходить толком выучилась. Не обошлось, конечно, и без женских криков, воя и плача по убиенным — не бывает войны всерьез вовсе без потерь, но оказалось их — потерь, в смысле, — много меньше, чем Внуков изначально рассчитывал.

Да, всегда надо помнить, что настоящие профессиональные военные во все времена — люди, циничные донельзя. Еще на этапе первоначального предварительного планирования любых из сколько-нибудь значимых и способных быть реализованными операций или же сражений тщательнейшим образом обсчитываются практически до человека и планируются предполагаемые различным развитием ситуации потери, как убитыми, так и ранеными, — да-да, мы не оговорились, используя слово «планируются»!

Именно в результате такого планирования определяются заранее потребные к любому случаю логистические пути и необходимые возможности эвакуации раненых, равно как и погибших, — не след оставлять врагу даже мертвые тела своих воинов, должны быть они захоронены в родной с детства землице.

Вот и на этот раз предполагал Внуков, что при штурме Юрьева — да еще с ощутимо сильным и отвлекающим внимание противника от основных сил вспомогательным ударом, — по примерно знакомым ему на такой случай нормативу потери составят от восьми до десяти процентов из отправившихся в поход пешцев. То есть, при общем числе рати без малого в две тысячи, как максимум, двумстам из них обратный путь придется проделать не на коньках самостоятельно, а на санях — кому нуждающимся в трудном лечении и последующей заботе, кому уже ни в чем не нуждающимся. На деле же вышло сорок два убитых врагами, да девяносто три раненых, почитай, что почти в два раза меньше запланированного.

И про заботу сказано не зря было еще до похода. Постановил для себя Андрей, что пора вводить хотя бы в тех русичских краях, что может охватить он своим вниманием, относительно новый подход к заработавшим на войне увечия. Что будут получать они до конца жизни специально установленное довольствие из княжеской казны. Ратный труд, как предельно важный для существовавших тогда прото-, конечно, государств, должен и щедро вознаграждаться, пока и состоит человек в воинской обязанности, так и в усложнившихся по несчастию обстоятельствах.

Когда знает заведомо и твердо воин, что в случае тяжкого ранения или же — не приведи Господь! — смерти, не будет оставлена его семья, близкие ему люди без государева призрения и попечения, совершенно по-иному относится он к исполнению возложенного на него ратного долга. Более устойчивым становится он и в бою, охотнее занимается в мирное время совершенствованием своего воинского мастерства, навыков своих и умений, на войне или в дальнем походе требуемых...

...Андрей ехал примерно в середине торжественной процессии, впереди шествовали пешцы-победители, принимая на себя основные волны неподдельного восторга и общей радости. Сразу за Внуковым — он же княжич Федор по прозвищу теперь Чудской (и в пику несколько предку по матери Невскому получилось вроде бы, и одновременно смущало, что собственно до озера с таким именем так и не дошли по факту верст сорок) — следовал обоз с ранеными и, увы, мертвыми. Но и богатая добыча ехала в тех санях, взятая на копье в Домском соборе Петра и Павла. Много было там серебра и золота, опричь еще прихватили и украшения с другоценными каменьями. Брали только самое ценное и самое легкое — потому что мало кто помнит и знает, сколько на самом деле весит золото.

Замыкали импровизированный воинский парад союзники из Литовского края, предводительствуемые самим Товтивилом, которого хорошо знали в Полоцке. Не так давно он княжил здесь в течение пары лет и оставил по себе в целом добрую память. Торжественных криков и чествований им доставалось уже поменьше — основной запал уходил на первые ряды, но литвины не показывали видом даже кажущегося недовольства, радостно отвечали полочанам, целовали бросавшихся к ним раскрасневшихся девиц, подбрасывали в воздух весело щебечущих детей.