Диверсантка (СИ)

Она уже привыкла к размеренному, чётко расписанному течению жизни, к своему новому положению, но иногда случалось неприятное. Порой Катрин видела остальных девчонок. Издали, из окна своей комнаты, когда те выходили на общие построения. С замиранием сердца вглядывалась она в знакомые лица, отмечала с неприятным удивлением, как вытянулась и похорошела Адель Урсо. Прямо настоящей барышней стала. А у Ханны Куна неожиданно обнаружилась самая настоящая женская грудь. И другие девочки, с которыми она начинала - подросли, округлились в положенных местах, выглядели крепкими и ловкими. Повзрослевшими. А она...

В такие минуты смертная тоска одолевала Катрин. Ну почему так?! Почему им всё это дано - щедро, с горкой, от Бога, а она - замухрышка, недомерок, некое бесполое существо, которое и девочкой-то можно назвать только из-за косичек?..

«Ты хочешь стать Валькирией?» - «Да!» - «Ты станешь ею! Самой могучей, беспощадной и великой Валькирией, какую только видел свет!»

Катрин перетерпела, запретила себе подходить к окну и глазеть во двор. Во время построений садилась за стол, впивалась глазами в топографические карты или принималась разбирать и чистить пистолет. Лишь одна мысль успокаивала - она особенная. Она сильнее и хитрее их всех, её превосходство скрыто под непроницаемой личиной фальшивой детскости. И она ещё своё возьмёт...

Так пролетели два года. Катрин не покидала замка (за исключением занятий на местности, понятно), редко выходила из своей комнаты. Система сохранения тайны воспитанницы Зобель - индивидуальные занятия, полная изоляция, исключение возможности встречи с другими ученицами - действовала. Однако от случайностей никто не застрахован. Однажды, возвращаясь с утреннего кросса, Катрин случайно чуть не столкнулась с одной из девчонок лицом к лицу. Та появилась во дворе в неурочное время, спешила к открытию лавки для покупки какой-то мелочи.

Нойер ставил сохранение тайны эксперимента первостепенным условием и вскоре господин директор зашёл к Катрин после обеда.

- Профессор Бертольд утверждает, что изменения в твоём организме устойчивы, - проговорил он. - Сеансы больше не потребуются. Тебе нужно переехать на новое место жительства, девочка. Мы переправим тебя во Франкфурт-на-Майне, к надёжным людям. Программу Кнохенхюте ты в целом освоила, пришло время изучать другие премудрости. Да и ты не должна расти букой, общение со сверстниками - теми, которых ты будешь считать таковыми по легенде, - просто необходимо. Пора пожить в нормальной семье, выходить в город. Продолжишь школьные занятия, для всех это будет будто бы обычная школа, но сама понимаешь, предметы там будут необычные. Имя тебе оставим прежнее - Катрин, так проще. Фамилию же дадим новую - Шнайдер. Бумаги уже подготовлены и в полном порядке. Твоя новая семья не узнает о тебе правды, им просто скажут, что так, мол, надо, девочка поживёт у вас.

- Хорошо, - послушно кивнула Катрин. Шнайдер, так Шнайдер.

- С собой ничего брать не нужно, только оденься потеплее.

- А его взять можно? - встрепенулась девочка, прижимая к груди забавного медвежонка с припачканным ушком.

- Его - можно. И ещё, теперь у тебя будет оперативный псевдоним. На связь с тобой могут выйти люди, они будут знать только псевдо. Как хочешь называться?

- Гондукк, - без колебаний ответила Катрин.

- Волчица, имя самой дерзкой и своевольной валькирии, - усмехнулся Нойер. И неожиданно добавил: - И самой одинокой. Что ж, в добрый путь. Я верю в тебя, агент Гондукк.

Морозным зимним вечером немой водитель Фердинанд вывез закутанную до бровей Катрин из замка Кнохенхюте. Провёз по мосту по-над замёрзшим рвом, вырулил на дорогу, петляющую по заросшим пихтой предгорьям, и умчал прочь. Никто из девушек не обратил внимания на чей-то поздний отъезд. Ещё более двух лет назад им сообщили, что Катрин Зобель покинула школу. Многие уже и забыли, что такая воспитанница вообще существовала...

Франкфуртский период жизни ничем особенным не запомнился. Её поселили в обычном доме, в заурядную немецкую семью. Ах, герр Рихтер, ах, фрау Рихтер! «Как твои успехи, милая?» - «Всё в полном прядке, тётя Хельга!» Считалось, что Катрин приходится племянницей этой пожилой фрау. Объявился и двоюродный брат Томас, толстый и прыщавый малый, записавшийся в «Гитлерюгенд». Любимым его занятием было по делу и без дела тянуть руку в партийном приветствии и орать что есть мочи: «Хайль Гитлер!» «Хайль», - отвечала тихим голосом Катрин и опускала глаза. Чтоб не расхохотаться - представить нескладного увальня Томаса в каске и с винтовкой на плече было просто невозможно.