Диверсанты. Легенда Лубянки – Яков Серебрянский

В результате рассмотрения различных вариантов покушения был принят следующий план. Ночью боевики должны были проникнуть в подвальное помещение водолечебницы по трубе большого диаметра, снабжавшей лечебницу минеральной водой. В ночное время напор воды уменьшался, и труба заполнялась водой лишь наполовину. По трубе нужно было добраться до водосборника и там дождаться приезда Сталина, после чего через люк проникнуть в помещение операторов, регулировавших подачу и температуру воды. Ликвидировав операторов, диверсантам следовало проникнуть в смежную комнату – склад инвентаря для уборки помещений. Дверь комнаты выходила в коридор, где дежурили несколько охранников. Они были последним препятствием перед помещением, где вождь принимал лечебные ванны.

Операция готовилась скрупулезно. Были составлены подробные планы Мацесты и здания водолечебницы. На секретной базе в Чанчуне (а точнее, в Синьцзине – оккупированный в 1931 году город Чанчунь был объявлен столицей марионеточного государства Маньчжоу-Го и переименован) по этим планам в масштабе один к одному было построено здание водолечебницы. Боевики из числа белоэмигрантов прошли тщательный отбор и проверку по каналам японских и эмигрантских спецслужб. На вооружении группы было самое современное автоматическое оружие того времени, снабженное разрывными пулями. (В том числе компактный гранатомет особой конструкции; оружие подобного типа гитлеровцы разработали и пытались использовать в покушении на Сталина лишь в 1944 году.) Тренировки продолжались несколько месяцев, в итоге из десяти контрольных попыток девять оказались успешными. Отход боевиков планом операции не предусматривался: отойти против тока воды, поступавшей в трубу под большим давлением, или прорваться через несколько колец внешней охраны не представлялось возможности. Исполнители операции сознательно обрекали себя на верную смерть.

На пароходе «Азия-мару» диверсионная группа прибыла в Неаполь. Во время плавания режим секретности обеспечивали сотрудники японской разведки. Пищу боевикам подавали в каюты, на стоянках окна кают были зашторены. В Неаполе вся группа пересела на пароход «Талес», следовавший в Стамбул, а оттуда на катере сразу же направилась в пограничный с СССР район Турции.

24 января 1939 года боевики под видом научной экспедиции сошли на берег, проверили оружие и экипировку и двинулись к границе. Известны следующие (возможно, оперативные) имена диверсантов: Герман Люшков, Борис Безыменский, Исаак Зеленин, Николай Лебеденко, Леонид Малхак, Виталий Смирнов, Михаил Сурков.

После перехода границы группа, пробиравшаяся по ущелью в глубь СССР, неожиданно попала в засаду. На месте были убиты Лебеденко, Малхак и Сурков, остальным удалось уйти.

Как оказалось впоследствии, органы госбезопасности СССР были проинформированы о подготовке покушения советским агентом, работавшим под псевдонимом Лео. Японский историк Х. Есиаки в книге «Японские планы покушения на Сталина» предполагает, что им являлся переводчик МИД Маньчжоу-Го Борис Бжеманский. Не исключено, что Бжеманский и боевик Безымянский – одно и то же лицо.

Советской разведкой также была получена информация о подготовке японцами другой диверсионной группы – для взрыва бомбы на Красной площади во время демонстрации 1 мая 1939 года. Мы не вправе раскрывать истинные имена сотрудников, внедренных в тот период в секретные службы Японии. Можем только констатировать: источники советских спецслужб имелись в различных структурах военных и политических организаций этой страны, что позволяло быть в курсе сверхсекретных даже для большинства высокопоставленных японских чиновников событий и планов. Особенность нелегальной работы такова, что даже через много десятилетий (а порой и веков) истинные имена специалистов тайной войны остаются засекреченными…

«В марте 1939 года, когда я стал заместителем начальника разведки НКВД, – вспоминает П.А. Судоплатов, – одной из моих главных задач было внедрение нелегалов в Западной Европе и создание агентурной сети, связанной с немцами, имевшими дипломатическое прикрытие. Особенно это касалось Германии, являвшейся центром внимания всей нашей работы. После репрессий 1937–1938 гг. германскими делами в разведке стали заниматься новые люди, и наши контакты с агентами оказались временно прерванными. Было принято решение резко активизировать эти контакты. Бегство Александра Орлова в 1938 году бросило подозрение на руководящие кадры Иностранного отдела; арестовали Шпигельглаза, Малли, Белкина, Серебрянского и других сотрудников, контролировавших наши агентурные сети в Западной Европе, что существенно затруднило получение разведывательной информации. Когда я возглавил этот участок, мне пришлось посылать за рубеж новых и зачастую неопытных людей. В результате с ноября 1938-го по март 1939-го поступление разведданных из Западной Европы резко сократилось»[239].