Дивизия цвета хаки

Но вот что удалось оператору, так это съемки внутри мечети Хазрата Али. Знаменитая «голубая мечеть» Мазари-Шарифа. Святыня Востока. Там хранится рубище зятя Пророка Мухаммеда – Али. Не помню, по каким каналам мы получили разрешение на вход в мечеть. Но нас встретили весьма приветливо. Через минут пять во внутреннем дворе собралась толпа правоверных, которая поощрительно галдела, показывая во все стороны, что нужно снимать. Так что выходили мы с почетным эскортом. А за оградой тем временем, кажется, развернулись учения местной милиции – царандоя. Подступы к мечети прикрывала сотня сарбозов. Их начальству почему-то показалось, что мы живыми из святилища не выйдем. Ну и мудаки! Тогда в мечетях еще никого не убивали. Это потом началось. В годы гражданской войны в Таджикистане и во время прихода к власти талибов. А души грело то, что один из афганских начальников сказал: вы, мол, первые советские, которые вошли в эту мечеть с кинокамерой. Может, и соврал, но все равно приятно.

Авиатур

Кислица привел новых постояльцев. Летчики гражданской авиации. Инструкторы. В Кундузе, по погодным условиям, застрял «Ан-24». Инструкторов двое – кряжистые, спокойные, добродушные. Посидели, чайку попили. Вечером, как положено, ужин братский. Я заметил, что оба гостя с завистью рассматривали фотографии, обсуждали живо пейзажи, детали. Потом командир сказал: «А вот мы ни одной фотографии не имеем. Дома-то и предъявить нечего будет...» Кислица тут же толкнул меня в бок: «Саня, вот тебе путешествие. По кругу. Кабул – Джелалабад – Кандагар. За неделю все увидишь».

Пилоты за идею Кислицы ухватились, пообещали райскую жизнь в Кабуле. А у меня уже взыграло! Черт с ними, с последствиями очередного вояжа. Второй такой возможности не будет (так мне тогда казалось). Гостей, правда, смущала моя войсковая принадлежность. Дело в том, что их рейсы были коммерческие, для афганских граждан. Им категорически запрещалось перевозить вместе с афганцами советских военнослужащих. Предусматривали опасность захвата заложников. Куча афганцев и «сарбазони шурави» в одном салоне – прямой соблазн перелететь за Кандагар или Джелалабад.

Но тут вопрос быстро решился. Для определенных случаев у меня был «нормально-липовый» документ, свидетельствующий о принадлежности к «Совтрансавто». На своих он оказывал парализующее воздействие – они читать на дари не умели. Афганцам же все было «по барабану». Ну, хочет «шурави» представиться советником, так и пусть, его и без бумаги к начальнику проведут. Ну, повесили на краденую «Тойоту» или старый «уазик» мятые посольские (пакистанские!) номера времен Захиршаха, значит, так и надо. А можно и без номеров, все равно пропустят.

«Лучший пропуск – внешний вид», – изрек опер Барласов. В Кабуле наши патрули? Отлично. Никаких афганских шмоток а-ля «Кабул-подвал». Рубашка навыпуск, летние брюки, летние туфли. Все это было. Откуда? Из гуманитарной помощи. Несколько старомодное, но очень качественное и приличное. Утром, оценивая маскарад, Кислица засмеялся: «Экскаваторщик на выходных!» – и ткнул меня в живот: мол, все в порядке. Но попал костяшками пальцев по «макарову», заткнутому за пояс. «Ему и больно, и смешно...» А вот в Иман-сахибе местному озорнику, решившему с разбегу ткнуть меня головой в живот за то, что я дал ему подзатыльник, предупредив воровство пилы с бронетранспортера, было не до смеха. Мальчишка разбил себе лоб, а главное – испытал шок от совершенно непонятного «контакта». Пистолет за поясом под рубашкой меня научили носить афганцы из ХАДа, они были там все худые – хоть гранатомет прячь на животе, и злые, как черти. А кобура может себе болтаться сбоку. Младший офицер должен быть худым. Вот выгода: иду через КПП штаба, стройный, честь отдаю полковнику. А под рубашкой, чешской, на резиночке, – три бутылки за поясом. И руки свободны.

Я взял с собой походный комплект – фотолабораторию. Увеличитель – УПА, бачок, рукав для перезарядки, химикаты и фотобумагу. Даже маленький глянцеватель. Пилоты с уважением осмотрели укладку. Особенно их удивило, что в чемодане были термометр и ареометр. Летчики вообще уважают профессионализм.

Дали «погоду». То есть, как я понял, задержка рейса была вызвана какими-то «неметеообстоятельствами». Такое бывало и у нас. Подвезут бабу, раскрасневшуюся, с тремя баулами, вот и «погода». А так стояли, маялись.

Афганцев, навьюченных хурджинами и тюками, сначала обыскали наши десантники у шлагбаума перед стоянкой, а потом двое «хадовцев» при посадке в самолет. За досмотр принято было платить. Но смотреть на это считалось неприличным.

Насколько я понял в этом и последующих перелетах, роль инструктора заключалась в том, что он стоял за спиной у афганского летчика и на русском языке давал ему полезные советы. А тот, как в армии, «голосом говорил», что намерен делать. Афганские летчики учились в институтах ГВФ в Советском Союзе.