А от всей поездки остались смутные воспоминания. «Привязавшись» к Вазир-Акбархану, посольскому району, где летчики жили на конфискованной у врагов Апрельской революции вилле, я изучил центр Кабула. Добрался и до Майванда, хотелось увидеть знаменитый, облицованный лазуритом памятник – «столп» афганской независимости. Убедился, что город являл смесь былой роскоши и грязи. Афганцев я совершенно не интересовал. Они сразу определили, что у меня нет денег. Позировали перед объективом охотно, вопреки «умным» советам не снимать в мусульманской стране. Наше присутствие обозначалось только истекающими потом патрулями на центральных улицах и грязными бронетранспортерами, носящимися от аэропорта к Дар ул Аману, в просторечии «дворцу Амина» и к крепости Бала-Хиссар над Майвандом.
Центральные улицы Джелалабада, Кандагара, Кабула – «все смешалось». Больше запомнился кандагарский аэропорт. Чувствовалась роскошь и респектабельность прошлых лет, даже через гарь и грязь войны, революции и интернациональной помощи. Несколько ночей подряд я клепал фотографии. Не потому, что не было темной комнаты. Жара стояла адская, эмульсия ползла с подложки. Все растворы приходилось держать в холодильнике.
Ну вот, повидал страну. Напоследок летчики сводили меня в отель «Континенталь». Гостиничный храм тоже был в «мерзости запустения». Бассейн, пересохший и захламленный, ковры пыльные. Но великолепие чувствовалось! У входа стоял огромный, как папский гвардеец, пуштун-швейцар. У бородатого детины через плечо наискосок лежала широкая атласная лента с множеством значков. Это был его маленький попутный бизнес. От щедрости душевной я подарил ему, за позирование с летчиками, значок Гатчинской дивизии – силуэт крейсера «Аврора» на фоне пятиконечной звезды.
В отеле мое воображение поразила ванная комната и туалет. В ванной была масса каких-то крючков, никелированных загогулин и штырьков на стенах. Назначения их наш революционный гид не знал. Ванна была просторной, как советское «зало». А туалет поверг меня в смущение. Мало того, что унитаз имел вид иномарки, так еще в сортире был телефон, холодильник и телевизор.
– А это зачем?
– Ну, вдруг человеку скучно будет или попить захочется.
Здесь же я впервые в жизни увидел в натуре биде.
О, б... загнивающее общество!
Грязный, отсталый Афганистан!
Страна, в которой нищие спокойно ездили себе на заработки по всему свету. Поработав мусорщиками в Эмиратах, они открывали собственные лавки в Кабуле и гордо именовали себя «инженерами».
Поездка обошлась без последствий. Никому до меня дела не было. Слава богу, и в редакции ничего не случилось. Махно запросился дней на десять в Союз. Стояла середина июля, самое время для коротких отпусков по семейным обстоятельствам. Игнатов, да продлятся его дни, был лоялен: отпускаешь, начальник? Сам справишься? Ну и давай! Этот полковник знал толк в управлении. Сегодня я это понимаю.
Ровные дни
Дни пошли ровные. Выскочил пару раз с агитотрядом в совершенно традиционные поездки. В одном из кишлаков, где сидел крупный отряд самообороны, так отманеврировали броней, что Мишка Новиков, чтобы выехать, должен был бросить катковый минный трал. Да не страшно! С той железки особо много не снимешь. А танков у «мудофинов» не было. Однако когда через неделю под страхом трибунала Мишке пришлось этот плуг забирать, то он уже изрядно полегчал. Ну, это сущий анекдот. А внутри кишлака, куда мы въехали по узкой заминированной перемычке через два широких арыка, мы увидели очень боеспособное, агрессивное войско.
Щеки они надували не по нашему поводу. Очень не ладили с местной революционной властью. А нас поместили в центр кишлачной площади, выставили вокруг на крышах охрану (два пулемета КПВТ, мать твою... на треногах), и пошли танцы. Вот то самое подпрыгивание по кругу с монотонным рокотом барабанов я видел еще за двенадцать лет до Чечни. Оружие моджахеды складывали внутрь круга. И уходили в транс. А главный их Боян что-то древнее выкрикивал. Я разобрал одно слово – «Малалай». Это знакомо – афганская Жанна д’Арк. А остальное даже переводчик не понял. Песня была старинная, пуштунская. И кишлак был пуштунский, племени аликзай.