Он достал раздвоенную ветку дерева из медной подставки рядом с камином, где она хранилась вместе с кочергой и щипцами.
В последний вечер она подарила мне эту «волшебную лозу», пообещав, что с ее помощью я найду свою любовь.
Дрейк улыбнулся.
И как, помогла?
Представьте себе, наилучшим образом. В следующий уик-энд я был на свадьбе своего коллеги и там с первого же взгляда влюбился в красавицу Белинду Фолкс, а еще через три дня, целуя Белинду, я держал над ее головой эту самую «волшебную лозу», как веточку омелы. Вскоре после того мы обручились. Потом состоялась свадьба. Все было так, как положено. Я усердно трудился. Мы растили детей. Переехали в Лондон, потом вернулись в Корнуолл. И в этой круговерти я позабыл о мисс Лад.
Доктор провел рукой по старой шишковатой ветке орешника и увидел свою ладонь такой, какая она была в молодости, с еще не исследованной линией жизни. И он снова вспомнил тот последний вечер в ее фургоне. Вспомнил закат с игрой красок в кронах деревьев и золотые лучи на фоне лазури, постепенно переходящей в густую синеву. Казалось, этот вечер со всем его великолепием был создан исключительно для них двоих. И тогда он впервые в жизни ощутил неколебимую и всеобъемлющую умиротворенность.
Доктор Арнольд развернул чистый носовой платок.
Извините меня, сказал он. Сегодня, похоже, день привидений. Или лучше назвать это днем воспоминаний? Полагаю, люди предпочитают воспоминания привидениям.
Раздался бой часов.
Кстати, именно мисс Лад помогла явиться на свет Дугласу, еще до встречи со мной.
Что? – растерялся Дрейк. Но как? Я не…
Дуглас был моим приемным сыном – я женился на вдове с ребенком. Его отец погиб в Первую мировую. Такие вот дела, мистер Дрейк.
Я о многом хотел бы вам рассказать, продолжил доктор Арнольд. Однако это вопрос времени.
И Дрейк сказал, что свободного времени у него более чем достаточно.
30
К музею они подошли в молчании. Дрейк пропустил доктора вперед, а сам задержался перед входом. Ему нужно было спокойно подумать об этих удивительных совпадениях, начиная с его встречи с Дуги Арнольдом, и обо всем, что ему рассказал доктор. Закурив сигарету, он смотрел на потоки людей, перемещавшихся вдоль Ривер-стрит. Так много самых разных жизней, и никого знакомого. Дрейк оглянулся на здание музея, щелчком послал окурок в сточную канаву и с тяжелым чувством поднялся по ступеням, ничего не ожидая от этой музейной экскурсии.
Он до сих пор ни разу не бывал в музеях. Какая-то особенная, глубокая тишина в здании его удивила, но удивление оказалось приятным. Воздух был прохладен, и в целом обстановка настраивала на серьезный, торжественный лад. Примерно так, как это должно быть в церкви. Он вспомнил о негромком, но решительном заявлении Дивнии на исходе «Ночи слез».
Шаги гулко отдавались под сводами, и звуки его суетливой лондонской походки казались неуместными на мозаичных каменных плитах зала, через который он шел к лестнице на второй этаж.
Доктор Арнольд встретил его наверху и сразу повел направо в небольшую галерею. У дальней от входа стены они остановились перед одной картиной. Свет от окна, проходя над плечом доктора, освещал лицо на портрете.