Мира прочла записку, приколотую к двери пекарни вместе с соцветием колокольчиков. Она уже и не помнила, когда в последний раз нарядно одевалась, но заподозрила, что слова «не обязательно» могли подразумевать как раз обратное: завуалированную просьбу
Она отступила от зеркала, повернулась к нему боком и провела руками по своему бюсту. Уж на это грех было жаловаться – Уилфред говорил, что ее бюст даст фору самой Рите Хейворт[33]
. Недовольно поморщившись, она одернула коротковатые лимонно-желтые манжеты. Собственные руки сейчас казались ей еще крупнее, чем обычно, нелепым образом напоминая лопатки для выпечки. А вот платье ей нравилось. Это было, пожалуй, единственное платье, которое ей действительно шло. Оно было куплено специально к похоронам Уилфреда, который в приложенном к завещанию письме запретил Мире носить траур, однако скорбь не позволила ей надеть что-нибудь слишком светлое или яркое. Платье неброского болотного цвета гармонировало с ее зеленовато-карими глазами, а в промежутке между платьем и глазами выделялся широкий рот, только что подведенный оранжевой помадой. Она пыталась объективно оценить такое сочетание красок, но это у нее не получалось. В глубине души она понимала, что выглядит как пугало.Сейчас она пожалела, что не имеет модных туфель и чулок со швом, хотя прежде о таких вещах даже не задумывалась. Расчесав и подровняв челку, чтобы та доходила в аккурат до линии бровей, она надела сшитый на заказ твидовый жакет, схватила сумку и быстро вышла из дома.
«Наряжаться не обязательно». Эти слова перекатывались у нее во рту, как стеклянные шарики.
Она запыхалась и вспотела к тому времени, когда достигла берега реки. Дверь лодочного сарая была распахнута настежь. Мира постояла с минуту, успокаиваясь и переводя дыхание, и потом окликнула Дрейка.
Заходи, раздался изнутри его голос. Открыто.
Она вошла в сарай и застала его толкающим в сторону двери цинковую ванну с водой.
Привет, сказал он. Я вижу, ты запарилась.
Да, зря надела жакет в такую теплынь.
Попей водички.
Она подошла к столу, налила полный стакан холодной воды из глиняного кувшина и сделала большой глоток.
Отлично, сказала она. Сразу полегчало.
Ну еще бы не полегчало! Это же слезы местного святого. Я пью из его источника с тех пор, как сюда прибыл. Вот почему у меня нет глистов.
Надо же! – сказала Мира. На тебя снизошла благодать, не иначе. Скоро будешь не только пить эту воду, но и ходить по ней аки посуху.
Дрейк расхохотался, а она сняла твидовый жакет, повернулась лицом к потоку свежего воздуха, идущему от балконной двери, и почувствовала себя лучше.
Спасибо, сказала она.
Да не за что. Пей сколько хочешь.
Я не об этом. Спасибо тебе за Симеона. Я специально пришла пораньше, чтобы… В общем, спасибо за то, что ты для него сделал. И для меня. Теперь наконец-то все правильно. И…
Ну-ну, тише…
Дрейк заключил ее в объятия, и она склонила голову к его плечу, вдыхая непривычные запахи бриолина и стирального порошка из городской прачечной.
Давай я тебе помогу, предложила она, отодвигаясь.
Они взялись за ванну с двух концов, вынесли ее из сарая и вылили воду под кусты шиповника и жимолости. Дрейк взглянул на солнце, а потом на свои часы.
Нам пора, сказал он.
Интересная картинка, заметила Мира, указывая на коллажный портрет над очагом.
Нравится? Я это сделал, когда был маленьким.
А кто этот человек?
Мой отец.
Ты на него похож.
Ну, не знаю. Я ведь никогда его не видел. Здесь он такой, каким я его воображал в детстве.
И он был добрым, твой воображаемый отец?
Думаю, да.
Храбрым?
В этом я не уверен. Я собирал его по частям из моих собственных успехов и неудач. К примеру, я никудышный пловец, но хороший бегун – и так далее. А храбрецом я себя никогда не считал.
Дрейк взял с кровати приготовленный ранее джемпер.
Он был кем-то вроде твоего хранителя? – уточнила Мира.
Да. Мне так кажется.
Как ангел или сам Бог?
Дрейк засмеялся.
Я не очень-то верю в Бога.
Мира хмыкнула, надевая жакет.
Но зато ты веришь, что о тебе заботится человек, которого ты никогда не знал и даже не видел, так?
Идем, с улыбкой сказал Дрейк, открыв дверь и пропуская ее вперед.
И Мира, не сказав больше ни слова, направилась к поджидавшему их ботику.
45
Они отчалили ровно в семь. Вечер выдался как по заказу: нежно голубело небо, чайки резвились в восходящих потоках воздуха, цапли плавно скользили над морем, улетая к сверкающему западному горизонту. Дивния правила лодкой, поглядывая на Дрейка, чей страх перед водой в последние недели вроде бы начал ослабевать. Однако она знала, что достаточно будет одной крутой волны – и он в панике уцепится за швартовочный канат или изъеденные морской солью доски сиденья. Вот и сейчас он пугливо съежился, когда Мира, опустив руку за борт, брызнула в его сторону. Но тотчас поднял голову, взглянул на Дивнию и улыбнулся.
В тот момент он выглядел по-настоящему счастливым. И она запомнила эту улыбку, осветившую его лицо, потому что именно тогда поняла: Дрейк еще может наладить свою жизнь.