Дивная книга истин

Проплывая мимо «Избавления», все трое выпрямили спины и отдали честь судну Старого Канди. Мягкое вечернее солнце расслабляло и убаюкивало, сглаживая чувство неловкости, которое поначалу грозило испортить им вечер, – а все из-за непривычной одежды, создающей дискомфорт даже в знакомом окружении. Старуха поглядывала на сидевшую рядом молодую женщину, пытаясь найти в ней что-то созвучное своей давней молодости. И от нее не ускользнуло это неосознанное заигрывание, эти курьезные намеки на любовный танец, передаваемый из поколения в поколение вместе с генами и в нужный момент безошибочно исполняемый всеми живыми существами – красивыми и неказистыми, изящными и неуклюжими, робкими и бесцеремонными. Для Дивнии было ясно как день, что девчонка неравнодушна к Дрейку. Ну а тот улыбался ей рассеянно и дружелюбно, этак по-братски, не осознавая собственной привлекательности и все еще страдая от незаживших душевных ран.

Ну прямо дети малые, подумала Дивния и вдруг рассмеялась.

Ее смех заразил остальных, и вот уже все трое громко хохотали, в то время как ботик огибал песчаную косу и лавировал среди мелей, отпугивавших от этой бухты излишне любопытных чужаков, да и вообще все суда крупнее баркаса.

А через несколько минут они очутились уже в другом мире, где жизнь била ключом, где звенели туго натянутые снасти и – как белье на веревке под ветром – хлопали паруса расходившихся встречными курсами яхт. Дивния взяла лево руля, направляясь к середине залива и далее в сторону открытого моря.

Она продолжала наблюдать за Дрейком и Мирой, которые притихли и завороженно глядели вдаль, не ведая, что на них сейчас действует притяжение бесконечности – той самой серебристой линии на границе неба и моря, которая, подобно недостижимой мечте, побуждает людей воспарять духом, зачастую лишь для того, чтобы потом падать с этой высоты.

Ближе к устью залива море было уже другим, склонным к буйству и неприятным сюрпризам. Много раз на памяти Дивнии шквалистые ветры прорывались далеко вглубь эстуария, жестоко карая всех ротозеев, не вставших вовремя на якорь, или безумцев, в такую погоду рискнувших с якоря сняться. Но в этот вечер на море стоял штиль, на небе не было ни облачка, а на воде если и появлялась рябь, то лишь от руки с бледно-желтой манжетой, опущенной за борт и гладящей водную поверхность так ласково, словно это была рука сидевшего рядом мужчины.

Теперь ботик шел вдоль скалистого берега, мимо окаймленных деревьями полей, мимо буйков, отмечающих крабовые ловушки, мимо уютных песчаных бухточек, где уже открыли сезон самые смелые и закаленные купальщики. А на горизонте виднелся маяк у рифов Манаклс, которые в часы прилива исчезали под водой, коварно подстерегая добычу. Так, в 1898 году они подстерегли пассажирский пароход «Мохеган» и забрали жизни ста шести человек. Потребовалась помощь рыбаков, которые целую неделю вместо сардин вылавливали сетями трупы.

Взгляните сюда! – закричала Дивния, когда из-за мыса показался Большой порт с его кранами, буксирами и россыпью огней, приглашающих в гости корабли со всего света. Черный дым извергался из труб пароходов; тут же теснились мелкие суденышки – прогулочные яхты, рыбацкие боты и грузовые люггеры, – а в стороне доживали свой век на приколе огромные многомачтовые парусники.

Ей вспомнился призрачный «Катти Сарк»[34], летящий по волнам под всеми парусами, с грузом чая в трюме и фигурками матросов на вантах и реях; вспомнились обожженные тропическим солнцем пакетботы с Ямайки, миссионерские шхуны со святошами у штурвалов, а также шикарные особняки воротил-перекупщиков, плативших по три пенса в час фасовщицам сардин. И еще ей вспомнились рыбаки, которые по утрам в самом буквальном смысле ждали у моря погоды, созерцая водную даль с вожделением, словно красотку в постели.

Низко над ботиком пролетела чайка, и Дивния последовала за ней, переложив руль влево напротив замка короля Генриха и ориентируясь по огонькам рыбацких коттеджей вдоль набережной.