Иногда и прежде при случайных встречах Семен Петрович ловил трезвый, проницательный взгляд Ильи (Илья из-за болезни почти не пил), и главному бухгалтеру даже казалось, что тот смотрит на него с завистью. Дескать, и ловкач ты, Семен. Здорово решил все вопросы: и от старухи освободился, и добро себе хапнул. Он будто бы подмигивал красным веком: меня, мол, парень, не бойся, я тебя не выдам, хоть и насквозь вижу. Рудакову был неприятен этот пристальный взгляд, он его не выдерживал, поспешно опускал глаза.
Теперь обстоятельства изменились. Дом и сад стали соблазнительной приманкой.
— Ну что ж, — сказал Рудаков. — Давайте решим все сразу и разойдемся. Вы устали, да и мне спать хочется. Думаю, что меня не посадят, поскольку я ни в чем не виноват. Откуда взялись кости — не знаю, говорю вам как на духу…
— Тебя никто и не винит, — поспешно ввернул Иван.
— Но улики, — перебил его Илья. — Ты что, идиот? Все улики против него. Виноват, не виноват — это теперь не имеет никакого значения.
Семен Петрович поймал взгляд Ильи. Теперь в нем не было ни зависти, ни сообщничества. Только злоба. Злоба и жадность.
— Улики, конечно… — пробормотал Иван.
— Дайте мне досказать до конца, — сказал Семен Петрович. — Я не виноват. Но бывает, что судят и невиновного. Если совпадают улики. Тут я согласен — сейчас все улики против меня. Даже чересчур. По-моему, с костями — это чересчур. Кому-то я, видно, мешаю, вот и появились кости. Но это мое личное мнение. Думаю, что следствие разберется…
— А если не разберется? — Илья не спускал с Рудакова своего нетерпеливого взгляда.
— Думаю, что разберется. Ну а если не разберется… Тогда вот что я решил. Имущество у меня отбирать не будут, оно нажито честно, не награбленное. Дочь у меня обеспеченная, сын тоже… Поэтому я решил подписать, если меня… приговорят… все музею… Пусть откроется в Петровске музей. И будет он в моем доме. Повесят картины, может быть, даже оригинальные, в саду поставят скульптуры… Выставки передвижные начнут приезжать, детишки в школе будут рисовать и лучшее здесь вывешивать.
Все слушали этот бред, раскрыв рот.
— Ты над нами не издевайся, — тихо сказал Илья. — Мы с утра тебя здесь дожидались не байки слушать. Подписывай дом дочери. На всякий случай. Мало ли чего. Мы к нотариусу домой ходили, он бумаги, какие надо, дал. Варька заполнила уж все. Тебе подписать только осталось.
— Не то правда, что ли, бумаги заполнила? — спросил Семен Петрович дочь.
— Это я так… образец, — смутилась Варя.
— Хватит брехать, Варька! Мы тут не в кошки-мышки собрались играть. Надо дело делать, пока милиция за окном не появилась. Неси бумаги.
Варвара послушно сходила к вешалке и вынула из кармана пальто скрученные в трубочку бумаги.
— Вот… батя… Ты уж не обижайся… Это мы на всякий случай… а там, как ты решишь…
— Что значит «как решишь»! — закричал Илья. — Одно решение! Только одно! Других нету!
— Насчет музея я серьезно, — сказал Рудаков.
У него это получилось как-то так, что все сразу поверили. Наступила тишина. Семен Петрович шуршал документами, разглядывая их.
— Так… — протянул Илья. — Ясненько. Чего же вы молчите? Варька, скажи своему родителю!
— Я уже сказала… — дочь уткнулась взглядом в пол. — Как батя решит, так и будет…
— Вот тюха! — выругался Илья. — Даже за себя постоять не может! Ее грабят, а она… Иван, а ты чего молчишь?
— Скажи ты… — пробормотал Иван.
— Тьфу! Вот тюлени! Я-то тут при чем? Мне, что ли, надо? Я тут сбоку припека. Ну ладно, я скажу. Мне терять нечего. Я завсегда за правду. Вот что, Семен… Мы все знаем…
— Что вы знаете?
— Насчет этой твоей… с…ки.
— Поосторожней в выражениях.
— Виноват. Насчет молодухи. Что ты видишься с нею, и все такое.
— Откуда ты это взял?
— Весь город говорит. Шила в мешке не утаишь, И сейчас мы не верим, что ты на рыбалке был. Но это дело твое.
— Точно. Мое дело.
— Да. Это дело твое. Коль жены нет — ты птаха свободная. Можешь сколько угодно с ней миловаться, но добро семейное. Добро мы ей не отдадим. Мы-то знаем, что она под дом мылится. Сама нищая, вот и заарканила богатого старого дурака.
— Свои догадки можешь оставить при себе, — сказал Рудаков. Он опять взял кусок колбасы и стал медленно жевать.
— Это уже не догадки, а факт. Вишь ты как сейчас про музей запел. Знаем мы эти музеи. Ей добро отказать задумал. Вот отсюда и музей, и картины, и бюсты… Как же… художница великая, слыхали…
— Откуда слыхали?
— Да Варька у нее дома была.
— Это правда? — главный бухгалтер повернулся к дочери.
— Да… — прошептала Варя.
— Когда?
— Третьего дня.
— Почему мне не сказала?
Рудаков перестал жевать и пристально смотрел на дочь. Та совсем сникла.
— Мы с ней договорились… тебе не говорить…
— Расскажи.
— Упросили меня мужики, — дочь кивнула в сторону Ильи и мужа, но кивок больше относился к брату мужа. — Вот и поехала на свою стыдобушку… Дура, притащилась к девчонке, унижалась, плакала… Девчонка-то хорошая, понравилась мне… Скромная, уважительная, чаем с липовым медом напоила…
— Чаем напоила, а ты и растаяла, — бросил реплику Илья.