— Ладно, иди, — буркнул Гусиная шея.
— На экспертизу? — не понял Минаков.
Комиссия хмуро отвернулась от Минакова. Костя уже думал, что пронесло, но им все-таки, видно, очень не хотелось расставаться со строптивым абитуриентом. Они все еще тянули время, прикидывая, к чему бы придраться.
И вдруг они нашли.
— Кран! Он не завернул кран! — раздался возглас.
— Где? — спросил Гусиная шея радостным голосом.
— Вон!
В дальнем конце умывальника действительно из плохо закрытого крана бежала вода.
— Ты почему не выключил воду? — в голосе Гусиной шеи слышалось плохо скрытое торжество.
— Свой я завернул. Это не мой кран, — ответил Костя спокойно, хотя понимал, что уже все для него кончено.
— А чей же это кран? — спросил Гусиная шея.
Это, конечно, дурацкий вопрос, но теперь было все равно, кто что говорит, и Костя пожал плечами.
— Не знаю.
— Это твой кран!
— Нет, не мой.
— Твой!
— Не мой.
Собеседники помолчали. Гусиная шея тяжело дышал. Затылок его постепенно наливался кровью.
— Твой!
— Не мой.
— Твой!
— Свой я завернул.
Опять помолчали.
— Можно снять отпечатки пальцев, — сказал Минаков.
Это комиссию немного смутило.
— Ну хорошо, — переменил тон Гусиная шея. — Допустим, что это не твой кран, Но почему ты, уходя, не завернул его?
— Не видел.
— Не видел?
— Не видел.
— Так уж и не видел?
— Так уж и не видел?
— Совсем не видел?
— Совсем не видел.
— Ты глухонемой?
— Нет. Не глухонемой.
— Не глухонемой?
— Нет. Как же я бы с вами тогда разговаривал?
Разговор опять иссяк. Все тяжело дышали. Наконец Гусиная шея что-то сообразил.
— Почему ты, уходя, не проверил все краны?
— Зачем мне их проверять? — удивился Костя.
— Как будущий инженер.
— Как будущий инженер?
— Ну да. Что за инженер из тебя получится, если ты халатно относишься к технике?
Теперь и дурак сообразил бы, что Гусиная шея все-таки поставил Косте ловушку.
— Но ведь я… — начал Минаков и понял, что продолжать бесполезно.
— Может ли халатный человек, не ценящий народное достояние, безразличный ко всему, что вокруг него делается, стать хорошим инженером? — спросил Гусиная шея, ни к кому в частности не обращаясь, риторически.
— Нет, — хором ответила комиссия.
— Фамилия? — спросил Гусиная шея.
У Кости оставался последний шанс. Еще можно было выпутаться из этой дурацкой истории, назвав какую-нибудь вымышленную фамилию.
Но Костя, сам не зная почему, сказал:
— Минаков моя фамилия…
На следующий день он уезжал из гриновского города. Дул горячий соленый ветер, плескалось зеленое море, летели красные катера, с голубого самолета прыгали на белых парашютах смелые люди, в светлой аудитории шли практические занятия по разделыванию окорока.
«Проклятый характер… неумный, вздорный… Зачем было связываться с комиссией? — думал Минаков, со слезами на глазах глядя из окна вагона на качающиеся под ветром пирамидальные тополя. — Пропал год… Целый год пропал из-за чепухи… Можно было назвать другую фамилию…»
Впрочем, было одно маленькое утешение, если это можно назвать утешением: никто из десятого «А» не поступил в вуз. За исключением двух дураков, которые махнули в авиационный.
Костя Минаков решил тихо, мирно, покорно проработать год на любой, пусть самой ничтожной, должности, лишь бы получить хорошую характеристику, а потом поступать в авиационный… Ну их с их окороками… Лучше он будет есть суп из тюбиков и любоваться Землею из космоса…
И вот опять… Нелады с главбухом, потерялись пятнадцать копеек… Неужели уходить в сапожную мастерскую?
Второй причиной плохого настроения Кости Минакова был тот факт, что не пришла на свидание Леночка Перова. Леночка сидела напротив Кости, спиной к нему и, судя по движениям, заполняла платежную ведомость. Она работала кассиром.
Вчера Костя до глубокой ночи прошатался по парку, ожидая Леночку возле цветочной клумбы с бюстом Мичурина посередине, но так и не дождался.
Думая, что случилось что-то, Костя прибежал сегодня раньше всех на работу, но Леночка опоздала на пять минут, и поговорить не удалось. Теперь надо было ждать обеденного перерыва.
С Леночкой Костя встречался уже полгода у клумбы с бюстом Мичурина посередине. Городок был маленький, пойти особо некуда, и они проводили все вечера тут же, на скамейке у клумбы.
Леночка Косте очень нравилась. Она была совсем непохожа на других девушек, с которыми Минаков встречался до этого. Те жеманничали, постоянно хихикали, притворялись очень строгими, но в первый же вечер целовались вовсю.
С Перовой было совсем иначе. Несмотря на то, что она работала простым кассиром, Леночка была о своей личности очень высокого мнения, даже еще большего, чем Костя о своей. Она много читала, модно одевалась, не любила сплетничать, как другие. Кроме того, Леночка Перова глубоко презирала и город Петровск, где родилась, и завод стиральных машин, на котором работала, и это как-то поднимало Леночку и над городом, и над заводом.