Дивные пещеры

— Не кочеврыжься, — вдруг сердито сказал приезжий и посмотрел куда-то мимо главбуха внимательными глазами.

Рудаков почему-то испугался этого не принятого в Петровске слова «кочеврыжься», раздраженного голоса и особенно взгляда вбок и выпил быстрыми глотками холодную, видно из холодильника, водку.

— Закусывай, — Громов подвинул тоже холодную колбасу («Магазин далеко», — машинально отметил главный бухгалтер, беря толстый ломоть и кладя его на кусок пшеничного рассыпчатого хлеба), — сейчас у всех сердце.

Теплая волна от желудка побежала к голове и ногам. Твердый комок, с утра застрявший в груди, рассосался, и освобожденное сердце забилось легко и радостно. Со стола остро запахло консервами, сыром, колбасой… Семен Петрович почувствовал сильный голод и стал есть, стараясь, чтобы это не получилось торопливо и жадно.

— Миллиончиков пять просить будем, а, главбух? — Громов похлопал его по плечу. — Такие дела завернем!

«Как ему это удалось? — подумал Рудаков. — Никому не удавалось, а ему удалось. Хваткий мужик. Знает свое дело». И чтобы сказать что-нибудь толковое, показать, что и он не лыком шит, тоже хозяин, пробормотал:

— Заводоуправление бы не мешало расширить, Евгений Семенович… И парочку жилых домов, так сказать, под шумок…

— Ну и жук! — крутанул головой главный инженер. — Ты слышал, Геннадий Александрович? Ему уже мало! Ему уже целый город подавай!

— А чего же, — снисходительно сказал приезжий. — Правильно ставит вопрос. Коттедж себе бы построил. А то где живешь? Забрался в какой-то курятник.

— Мне здесь хорошо, — не согласился главный инженер. — Три комнаты. Над рекой…

— Коттедж тоже можно над рекой поставить… Да и другим главным специалистам… Ему, например, — приезжий кивнул в сторону главбуха.

— У меня свой дом, — сказал Рудаков и торопливо прибавил: — Дом хороший и сад большой,

Приезжий пожал плечами.

Выпили еще. Семену Петровичу, как опоздавшему, налили опять почти полный стакан, и он, чтобы не обижать начальство, выпил. Мысль о казенном коттедже очень ему понравилась. Дом домом, а это вроде как бы дача…

В комнату просунулась голова в кроликовой шапке, сказала:

— Я здесь, Евгений Семенович.

Главбух узнал шофера заводского «газика».

— Поехали, граждане. — Громов встал. — Время работает на нас. Толя, собери в дорогу.

— Куда поехали? — спросил Рудаков.

— На воздух, в лес. К девочкам.

«В какой лес? К каким девочкам?» — хотел удивиться главбух, но почему-то не удивился.

Ехали долго по шоссе, потом свернули на полевую, но хорошо укатанную дорогу. Дорога под яркими лучами новенького «газика» качалась, как река в ледоход: то выставлялась темная глыба, то дыбился впереди сверкающий брусок…

Приезжий сидел на почетном месте — рядом с шофером — и мрачно смотрел вперед; Семен Петрович же с главным инженером разлеглись на заднем сиденье, придерживая позвякивающий бутылками солидный портфель. В боковое окошко светила луна, и по машине гулял плотный светлый квадрат. Иногда он ложился на колени или на грудь главного бухгалтера, и Семен Петрович почему-то испытывал тревожное чувство, которое уже давно забыл, еще со времен юности, когда волновало все: и свет луны, и ветер, и запах цветов, и пение птиц. Тогда лежащая впереди жизнь казалась трепетной, волшебной сказкой. Оттуда, из будущего, светила луна, дул ветер и пахли цветы.

«Ничего, один раз можно развлечься, — думал Семен Петрович. — Хоть на ночной лес посмотрю. Боже мой, как давно я не был ночью в лесу…»

По дороге Громов сказал, что они едут проведать его двоюродную сестру в санаторий «Березки». Она там уже вторую неделю, а он, Громов, так и не выбрал времени навестить ее, бедная же девочка, может быть, даже там голодает — знаем мы эти санатории.

Насчет двоюродной сестры Семен Петрович особо не поверил — кто это тащится на ночь глядя за сорок километров проведать сестру, но своего сомнения ничем не выдал. Ему после выпитого захотелось мчаться и мчаться на новой, сильной, успокаивающе гудящей машине куда-нибудь навстречу лунной мгле, замерзшей речке, тихому еловому лесу, попасть в приключение…

В «Березках» он бывал два раза проездом. Один раз, когда плыли по реке, остановились, чтобы купить водки. В другой раз по пути из подшефного колхоза у машины сломался задний мост, и пришлось чиниться в гараже санатория.

Оба раза «Березки» произвели на Рудакова странное впечатление. Его прежде всего поразила тишина, которая царила там: ни криков, ни песен, ни музыки. Лишь шум сосен и плеск реки. Словно это и не санаторий вовсе, а какой-то старый заколдованный замок. Дом был когда-то барской усадьбой и с самого начала задумывался архитектором как возвышавшийся над рекой средневековый замок, но затем обветшал, оброс пристройками, расплылся, как стройная женщина к старости, слишком много и жадно евшая.