Дивные пещеры

«По некоторым причинам, — писал аноним детским почерком, — я не могу назвать ни своей фамилии, ни места работы, ибо меня немедленно упекут в сумасшедший дом. Дело в том, что в 12 часов ночи я принимаю на керогаз сигналы инопланетной цивилизации. Не спешите тут же выбросить мое письмо в корзину. Я не сумасшедший. Может быть, я не совсем нормальный, но не сумасшедший. Ровно в двенадцать часов ночи, когда я в сенях зажигаю керогаз, пламя начинает трансформироваться в какие-то плазменные сигналы, изображения, которые я пока понять не могу. Не буду вдаваться в подробности, поскольку вы не специалист, да и профиль у вас другой: ловить земных жуликов, а не инопланетян.

Так вот, я могу не только принимать сигналы иных цивилизаций, но и обладаю другими качествами, которых нет у большинства людей. Например, даром зажигать лампочку, когда у нее отрезан провод, видеть на расстоянии до 5 километров, а также даром предчувствия.

Из-за последнего качества я и пишу вам. У меня такое предчувствие, что на Петровском заводе стиральных машин не все благополучно… Посему довожу до Вашего сведения, что финансовые дела вверенного Вам предприятия могут быть в крайне запущенном состоянии. Прошу проверить.

ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ ГОСУДАРСТВА».

Другой кто на месте Леонида Георгиевича послал бы куда подальше «Доброжелателя государства» или зачитал бы при случае его письмо своим коллегам на предмет осмеяния, но только не Токарев. Ведь у него тоже был «дар предчувствия». Леонид Георгиевич слегка «копнул» Петровский завод стиральных машин, и ему сразу бросилась в глаза любопытная деталь. Заводишко, влачивший жалкое существование, выпускавший машины, которые никто не покупал, заводишко, находящийся на грани закрытия, вдруг получает большие фонды, план на расширение производства и т. д.

Странное, непонятное решение главка… «Бледнолицый охотник» почуял след.

И вот Леонид Георгиевич лежит на сырых камнях, над ним тускло мерцает свечка, какие обычно ставят по покойникам, и рядом, опершись на руку, усмехается скелет.

23. УИК-ЭНД

Был четверг, шесть часов вечера.. Главный инженер Евгений Семенович Громов глянул на часы и стал собирать бумаги. Рабочий день был окончен, Евгений Семенович причислял себя к современному типу руководителя, который умеет рационально спланировать свое время. Сначала на заводе очень удивлялись тому факту, что главный инженер уходит с работы минута в минуту, даже пытались упрекать его в этом, на что Громов, усмехаясь, отвечал:

— Если мы не успеваем что-то сделать за день, то или вы плохие работники и вам надо немедленно увольняться, или я никудышный руководитель и меня надо гнать в три шеи.

Увольняться никто не собирался, гнать главного инженера в три шеи — тем более, и постепенно все привыкли, что кабинет Громова в 18.00 был закрыт и на телефонные звонки никто не отвечал.

Главный инженер собрал бумаги, он любил, чтобы к концу работы стол был абсолютно чист, закрыл на ключ все ящики стола, проверил, не оставил ли открытым сейф, и вышел из кабинета.

— Вы свободны, — кивнул он секретарше, седенькой старушке (первым делом, прибыв на завод, Евгений Семенович уволил прежнюю секретаршу — смазливую девчонку — и взял старушку).

В приемной, блестя никелем, стоял велосипед. Громов вскинул его на плечо и пошел по коридору. Это было очень необычное зрелище: в кабинетах еще трещали телефоны, трудились за столами люди, где-то шло громкое, злое совещание, а глава завода уходил с работы, держа на плече велосипед.

Однако такая картина повторялась ежедневно, и поэтому никто не удивлялся. Встречные уважительно прощались с главным инженером.