Дивные пещеры

— Цветы с твоей могилы пропивать буду! — наконец выкрикнул он, немного подумав. — Если, конечно, какой дурак найдется, что принесет!

У Токарева была жена Маша и сын, девятиклассник Коля. Сына во дворе стали дразнить Иудушкой Головлевым, а с женой здоровались холодно и старались обойти стороной.

Золотареву дали три года, но через год выпустили. Работать он стал теперь в другом месте, где времени требовалось совсем, видно, мало, так как Николай Иванович почти всегда сидел во дворе в детской беседке, на краю недостроенного бассейна — с «посадкой» Золотарева все работы сразу прекратились — и ковырял палочкой кучу с песком. Даже Кеша не мог развеселить его, хотя и старался.

— Сегодня одного закопали, — рассказывал он. — Закопали, значит, а в кармане ключ от квартиры забыли. Назад откапывать пришлось. Умора.

Через месяц Золотарев умер от обширного инфаркта. Хоронили его всем двором. По этому случаю гробовщик Иннокентий надел черный мятый костюм и коричневый галстук и стал очень похож на персонаж Чарли Чаплина. Он держался трезвым до самого выноса тела, но после того, как гроб с трудом вытащили из подъезда, поставили на лавочку возле недостроенного бассейна и заиграл духовой оркестр, Кеша не выдержал, вытащил из-за пазухи бутылку черно-красного портвейна и единым духом выпил ее за упокой души приятеля.

С похорон, куда, естественно, Леонид Георгиевич не поехал, Кеша вернулся пьяным и агрессивным. Он стал собирать во дворе народ и подбивать его идти к квартире Леонида Георгиевича, чтобы поджечь дверь. Народ собрался, погудел, понося на чем свет стоит Токарева, но идти жечь дверь не решился. Тогда Кеша набрал на незаконченной стройке обломков кирпичей и стал кидать в окно своего врага, но поскольку окно Леонида Георгиевича располагалось на четвертом этаже, то и из этой затеи «мстителя» тоже ничего не вышло.

После этого гробовщик Иннокентий стал бегать по двору, вызывая на поединок Леонида Георгиевича.

— Эй, убийца! Выходи! Слышь, выходи! Я тебя бутылкой поцелую! И в гроб босиком положу!

После этого случая еще злее, еще нетерпимее, принципиальнее стал Леонид Георгиевич на работе. Работа не искала его, он сам искал работу, жадно набрасывался, с поразительной добросовестностью доводил до конца. Вскоре Леонид Георгиевич стал грозой всех тех, у кого были основания опасаться за свои действия. Причем он не ждал какого-то особого сигнала о неблагополучном положении на данном объекте, у него был нюх на такие дела. Токарев сам намечал себе жертву и шел по ее следу, пока не загонял в угол.

Его прозвали «бледнолицым охотником».

В Петровск Леонида Георгиевича привело странное анонимное письмо.