Дивные пещеры

Сусликов не отвечал. Ему надоел этот сумасшедший со своим псевдовосточным колоритом. Сусликов подремывал, убаюканный быстрой ездой, довольный, что залитая кефиром язва пока спит. О побеге командированный не думал. Теперь он знал, что слова Горного брата не пустая трепотня. Золото блестело перед глазами Черноусого, а за золото он зарежет не задумываясь. Ну да ничего. Жизнь разнообразная штука. Еще есть впереди несколько часов жизни. Неизвестно, что может произойти.

Время от времени Горный брат обращался к шоферу:

— Погоняй, кацо! Погоняй свою серую! А то солнце сядет, волки напасть могут.

Шофер и так гнал вовсю. Ему явно не нравились пассажиры. Привалились друг к другу, шепчутся, словно замышляют что-то, говорят какие-то глупые слова про волков, которых сто лет уже нет. Шофер нервно курил, косился в зеркало.

Дело быстро шло к ночи. Из посадок, вдоль которых бежало шоссе, ползли черные тени, по-пластунски подбирались к шоссе. Кое-где им уже удалось пересечь его, и тогда машина на какое-то мгновение из дня врывалась в ночь. Появлялись ночные сырые запахи: пахло болотным туманом, гниющими листьями, побитой росою травой. Но тут же снова — предзакатное горячее солнце, ослепительный свет, запах скошенного подсохшего сена, созревших яблок, дневного летнего асфальта.

Сусликов закрывал глаза, когда они ехали ночью, и открывал, когда врывалось солнце. «Может, и пронесет, — думал он, — подставляя лицо солнечному теплу, — раньше-то проносило…» Сусликов все вспоминал, как его окликнули сверху, пытался вызвать в себе раскаяние — не надо, ах, не надо было идти на помощь этому опухшему от водки пропойце, — но раскаяния не было. Сусликов знал себя, свой характер; все равно бы он не удержался, помог. А если бы удержался, то потом замучили бы угрызения совести… Ничего, что-нибудь да произойдет. Не может не произойти, слишком туго закрутилась спираль Недоразумения. В какой-то момент она обязательно должна лопнуть. Или раскрутиться обратно со страшной скоростью.

…В Петровок приехали уже поздно вечером. Солнце село, и с каждой минутой темнело все больше и больше. Они остановились у автовокзала, и их охватила почти деревенская тишина. После бешеной гонки все казалось как в замедленной киносъемке: не спеша погнал мальчишка домой корову, осторожно прошла женщина с ведром воды от колонки; шагая в ногу, тянулась на ночлег цепочка гусей. Скрип калиток, мычание коров, ленивый лай собак — извечные деревенские звуки. Откуда-то тянуло кизячным дымком.

— Гони двадцатку, кацо, — сказал Горный брат, роясь в нагрудном кармане пиджака. — Тебе половина, и мне половина.

Сусликов протянул шоферу две десятки. Он не стал спорить. Денег оставалось совсем мало, но ничего, на билет хватит, а там он продержится до дома на кефире. Не впервой…

— Будь здоров, дорогой! — Черноусый сунул шоферу скомканные деньги.

Тот пересчитал их. Видно, денег было меньше, чем он ожидал, потому что шофер зло сплюнул, открыл капот и стал что-то высматривать в моторе.

— Веди, кацо. Веди, дорогой. Шевелись. Далеко эти твои Пещеры?

Сусликов понятия не имел, где Пещеры. Ляпнул он тогда первое, что пришло на ум. В Петровске он слышал про Дивные пещеры, вот они и вспомнились ему. Теперь надо было выкручиваться.

— Я с этого места плохо ориентируюсь, — сказал Сусликов. — Да и ночью тогда дело было. Спросить придется…

Горному брату надо было удивиться этим словам, но он был так возбужден предстоящим обладанием денег, что не придал заявлению Сусликова никакого значения.

— Бабка! Эй, старый человек! — погнался он за какой-то старушкой, волоча за собой командированного. — Скажи, как пройти на Пещеры?

— На Пещеры? — удивилась старушка. — Чегой-то вы на ночь глядя?

— Летучих мышей ловить. Мы ученые.

Старушка недоверчиво покачала головой, но все же объяснила:

— Пойдешь, касатик, по этой улице до самого конца, потом тропка будет полем. За полем посадочку увидите с большим дубом, за посадочкой речка. Через речку переберетесь — вот вам и Пещеры.

— Черт! Я плавать не умею! — выругался Горный брат. — Ты умеешь плавать, кацо?

— Если ветра нет, — пошутил невесело Сусликов.

— Понимаешь, кацо, у нас там реки быстрые, мелкие, камни несут. Войдешь — с ног собьет, камнями голову расшибет. Потому и не научился.

«Жаль, что не расшибло», — подумал командированный.

— Плыть никуда и не надыть, касатики, — сказала старушка. — Там мост железнодорожный есть. По мосту и пройдете.

— Вай, хорошо! Пойдем! — Горный брат дернул Сусликова за рукав, и они пошли по улице. Старушка смотрела им вслед.

По дороге Горный брат все время оглядывался. Он опасался погони.

— Такси не найдет, машину чью-нибудь угонит, он такой, — бормотал Черноусый. — Он заводной. Догонит — ой, битва будет. И сестрица моя двоюродная не отстанет. Тигрицей в горло вцепится. Вай, быстрей надо, кацо! За город выйдем, бегом пойдем, кацо.

Бедный командированный и так задыхался, обливаясь потом. Желудок его ходил ходуном. Язва проснулась и стала ворочаться, пробуя когти на стенках живота.