Дивные пещеры

Черноусый сел на землю, достал из рюкзака фонарик и принялся считать деньги. Руки плохо слушались его. Горный брат дышал тяжело, прерывисто, словно поднимался на высокую гору. Один раз у него, видно, даже зашлось сердце: лицо осунулось, посерело, бандит сделал несколько судорожных глотательных движений, словно выброшенная на берег рыба, схватился за грудь и посидел несколько минут неподвижно, потом снова набросился на деньги, хватая их еще слабыми, дрожащими пальцами, следя за своими руками налитыми кровью, остекленевшими глазами.

— Да… Не соврал… Все здесь… — прохрипел Горный брат. — Тыщи только не хватает, что они у тебя взяли… Все правильно… Да, жалко тыщи… Носил с собой… надо было куда-нибудь спрятать. Дурак ты, кацо!

— Значит, я беру свою половину и ухожу, — полуспросил Сусликов.

— Подожди, кацо…

— Чего ждать? — командированный потянулся к деньгам. — Такой ведь был уговор.

Горный брат проворно схватил его за руку, словно боялся, что от прикосновения Сусликова деньги исчезнут.

— Подожди, кацо…

— Ты… брат, не держишь своего слова?

— Подожди, кацо… — Черноусый смотрел в сторону. — Зачем тебе столько денег? Все равно ведь детям отдашь, а дети размотают на барахло… Отдай их мне… на время. Как в сберкассу. А я тебе процент буду платить. Хороший процент. Каждый год десять процентов, понял? А сберкасса только три платит. Сравни, кацо. Деньги я тебе верну. Обязательно, кацо, верну. Золотом. Через несколько лет.

— Хорошо, я согласен, — сказал Сусликов.

— Правда? — обрадовался бандит. — Ты молодец, кацо! А насчет процентов ты, кацо, не сомневайся. Я их тебе каждый год высылать буду. Ты только адрес мне дай, кацо.

— Адрес дать можно… Запоминай. Свердловск. Главпочтамт, до востребования, Сусликову.

— Свердловск… до востребования… Сусликову, — повторил бандит, шевеля губами. — Запомнил, кацо, запомнил, дорогой… Не сомневайся, получишь свои денежки… Фамилия у тебя красивая. Я люблю сусликов. Вообще люблю животных. Особенно барашков.

— Так я могу идти? — с надеждой спросил командированный.

— Подожди, кацо… Куда идти? — даже испугался Горный брат. — Я же за тобой приехал, в аул забрать. Хотя подожди… Что ты в ауле делать будешь?.. Моих барашков кушать… Нет, кацо, не надо тебе в аул ехать… И отпустить я тебя не могу, кацо. Милиция тебя ищет…

— Меня не ищет милиция, — оказал Сусликов. — Я им без интереса.

«Я сам ищу милицию», — хотел добавить он, но воздержался.

— Ищет, кацо… ищет… есть такая информация. Попадешь им в лапы, кацо, сразу расколешься… Выдашь меня…

— Не выдам… брат, — Сусликов хотел оказать эти слова уверенно, но голос предательски дрогнул, так хотелось командированному швырнуть бандита в «лапы» милиции.

— Выдашь, кацо… Выдашь… С потрохами… Что же мне с тобой делать?

Горный брат ненадолго задумался. И по тому, как светлело лицо бандита, Сусликов понял, что выход найден.

— Резать тебя придется, кацо, — вздохнул Горный брат. — Другого выхода нет. Ты пойми, нет другого выхода. Не хотел я этого делать, кацо, но ничего не поделаешь. Привязался я к тебе даже, кацо. Полюбил, как брата. Но пойми, дорогой, не могу я тебя отпустить, а потому придется резать. Ты, дорогой, не обижайся, но иначе нельзя. Я тебя в сердце ударю. Это лучше кацо, чем горло резать. Барашку, когда горло режешь, он еще долго бьется, а когда в сердце — то легко дух отлетает. Ты не бойся, это не больно, кацо. Я бью точно. У меня ошибки не бывает. Так что ты не волнуйся, дорогой. Ничего не почувствуешь. Снимай пиджак, дорогой, рубаху расстегивай. Одежда мешать будет, хочу точно ударить.

— Ты почему не раздеваешься, кацо? — спросил он через некоторое время.

— Зачем мне раздеваться? Мне незачем раздеваться, — ответил Сусликов.

— Через одежду хуже. Могу неточно ударить. Будешь мучиться, кацо. Второй раз бить надо. Зачем это нам, дорогой?

— Не зарежешь ты меня… брат, — сказал Сусликов.

— Это почему же? — удивился бандит,

— Не зарежешь, и все.

— Ну это ты брось…

— Честно.

— Побежишь, что ли? Так тогда придется в спину. В спину хуже всего.

— Не побегу.

— Тогда чего ж ты мне зубы заговариваешь? Зарежу.

— Не зарежешь. Случится что-нибудь.

— Чего ж это может случиться?

— Не знаю. Что-нибудь да случится.

— Это почему ж ты так уверен?

— Дело в том… брат, — сказал Сусликов, — что я… любимчик жизни.

— Чего… чего?

— Любимчик жизни.

Бандит рассмеялся хриплым, грустным смехом.